Пока ты не спишь

Зерда снова отвлекся на голубые огни яхты. Сорок пять футов как минимум. Стальной корпус, деревянная палуба. Эта игрушка стоит несколько миллионов. Интересно, кто живет за иллюминаторами? Что за миллиардер решил приплыть в Гавр, взяв в эту дыру дорогих шлюх?

Он бы так не поступил, это точно.

Зерде не хотелось думать об умирающем Тимо и его рыдающей вдове…

— Обожаю тебя, девочка. Ты слишком хороша для него!

* * *

Тимо откинулся на груду подушек у стены. Со вчерашнего дня он занимал эту единственно приемлемую сидяче-лежачую позу, уподобившись пациенту хосписа, которому только и осталось, что довольствоваться удобствами специальной кровати.

— Идиот проклятый! — прошипела девушка.

Тимо попробовал улыбнуться. Рана не кровоточила уже несколько часов и, если он не шевелился, почти не болела.

— Он был не обязан соваться в аптеку.

Она достала из шкафа кремовое махровое полотенце, намочила его, легла рядом с Тимо и прикрыла красную от крови марлю, приклеенную к ране. Погладила Тимо по волосам.

Он дрожал. Его кожа еще больше побледнела, сравнявшись цветом с простынями, желатиновыми облатками лекарств и компрессами, почти доверху заполнившими помойное ведро. Природная смуглость, унаследованная от пяти поколений галисийских крестьян, слиняла за несколько дней заточения в квартире без света.

Смуглость, которую она так любила…

— Зерда до смерти боится, что ты его сдашь, если попадешь в лапы полиции. Мерзавец предпочитает, чтобы ты загнулся в одиночестве.

— Я не умру, моя девочка обо мне позаботится, так ведь?

Она подложила ладонь под влажный затылок раненого:

— Конечно. Конечно позабочусь, милый.

Уткнувшись лбом в его плечо, она беззвучно заплакала.

Ну почему слезы не залечивают раны, как в волшебных сказках? Не впадай в детство, дура!

Нужно держаться…

Тимо заснул, и она долго лежала неподвижно, боясь потревожить болезненное забытье, потом высвободилась — с бесконечными предосторожностями, словно играла в «Микадо».[44]

Так, спустить одну ногу. Другую. Сделать шаг, еще один.

Тимо открыл глаза.

— Поспи еще немного, — шепнула она.

Рана больше не кровоточила. Бетадин и коалган лежали на табуретке, рядом с бутылкой воды.

Она поцеловала его в сухие растрескавшиеся губы, коснулась плеча, почувствовала липкий пот на коже.

— Мы справимся, Тимо. Обещаю. Все будет хорошо. Мы выберемся.

Он на секунду опустил веки, потом открыл глаза и в упор посмотрел на девушку:

— Выберемся? Вдвоем? Ты правда в это веришь?

— Втроем. Мы выберемся втроем! — поправила она.

Лицо Тимо исказила гримаса боли.

— Да уж, этот мерзавец Алекс нам точно не поможет.

Она не стала отвечать. Нужно молчать и ждать. Дождаться, когда Тимо задремлет. На одно короткое мгновение она пожалела, что ее жених ничего не понял.

27

Маленькая стрелка на 8, большая — на 9

Гути все ему рассказал под одеялом. Все, что Па-ди говорил Маме-да. Вот только Малон ничего не понял. Как и вчера, он хотел слушать не споры взрослых, а свою историю.

Историю Меркурия.

Наверное, самую любимую.

Будь его воля, он бы только ее и слушал, но это было невозможно. Гути каждый вечер рассказывал ему новую историю. Он всегда слушался маму. Как и Малон.

* * *

На острове все звали его Маленьким пиратом. Он давно вырос, и прозвище не слишком ему нравилось, но, если рождаешься последним и кузены растут рядом, навсегда остаешься самым младшим.

Маленький пират жил на маленьком, совсем маленьком острове. Таком маленьком, что, выйдя из хижины на прогулку по берегу моря, обойти его не было никакой возможности: вместо того чтобы удаляться от дома, ты сразу начинал к нему приближаться.

Маленький пират не скучал. Они с кузенами залезали на самые высокие пальмы и рвали кокосовые орехи. Правда, на верхние ветки ему карабкаться запрещали.

— Вот вырастешь, тогда… — говорила мама.

А еще они играли в прятки. Найти укрытие на таком крошечном острове было непросто, так что приходилось зарываться в песок или залезать в кроличьи норы, гроты у воды тоже годились. Только Маленькому пирату запрещали забираться совсем глубоко.

— Вот вырастешь, тогда… — говорила мама.