Пока ты спишь

— Л-ладно… — Я прочистила горло. — Хорошо, — сказала я снова, уже не так похожая на сумасшедшую жабу.

Он нахмурился.

— Все в порядке?

Я кивнула.

— Да, ты просто… очень, очень напряженный, а также очень, очень горячий, и иногда я забываю дышать, и у меня немного кружится голова, — сказала я, потому что, черт возьми, я ни хрена не скрывала от окружающих нас людей, и поскольку у моего нового мужа, казалось, были проблемы с чтением эмоций, он был в невыгодном положении. Было бы только справедливо, если бы я ввела его в курс дела.

Он моргнул, эти густые темные ресницы опустились на зеленые, как мох, глаза раз, другой, затем они обожгли меня — и он улыбнулся. Не просто легкий изгиб губ, это было глубже, с блеском белых зубов и, боже упаси меня, ямочкой. У Деклана была такая же, но на противоположной щеке.

— У тебя есть ямочки на щеках? — Спросила я.

— Да?

— Ты не знаешь, есть ли у тебя ямочки на щеках?

Он пожал плечами.

— Ты раньше не улыбался в зеркало? — Спросила я, затем усмехнулась. — Извини, я на мгновение забыла, с кем разговариваю. — Я покачала головой. — Ты понимаешь, что это большая часть того, что делает твоего брата таким милым, эта его порочная ухмылка. Если бы ты чуть больше подчеркивал эту ямочку на щеке, возможно, ты был бы немного более доступным.

— Я не хочу быть более доступным.

Я изучала его губы. Они были слишком хорошенькими для монстра О'Рурка, но добавьте сюда эту улыбку, эти белые зубы и ямочку, и все обретет смысл. Все это сработало.

— Ты считаешь моего брата милым? — спросил он со странным выражением лица.

— Ну, да, он в некотором роде милый. Твое лицо не должно все время оставаться таким суровым, отказываться улыбаться так, как ты это делаешь. Ты скрываешь основные части своего лица.

Он снова мигнул.

— Очевидно, нет, ты только что видела все мои… детали.

У него было такое озадаченное выражение лица. Боже милостивый, мне это нравилось. Было ли это подлостью, что мне нравилось так сильно сбивать его с толку? Вероятно. Но мне это чертовски понравилось.

— Когда ты в последний раз улыбался?

— Десять секунд назад.

Я со смехом толкнула его в грудь.

— Умник. До этого?

— Не так уж много поводов для улыбки, Софи. Я чувствую вещи не так, как другие люди. На самом деле никогда не улыбался. — Он нахмурился. — Или, по крайней мере, я так не думал.

— Что изменилось? — Спросила я, изучая его красивое лицо.

Он заправил мои волосы за ухо.

— Я женился на этой занудной, милой, чертовски сексуальной маленькой девственнице, которая говорит кучу странного дерьма, которого мне никто никогда не говорил, которая болтает без умолку весь ужин, так что почти каждый вечер она заканчивает тем, что ест его холодным, которая смотрит на меня так, словно хочет облизать меня с головы до ног, пока я одеваюсь после душа, и трахается так, будто никогда не может засунуть мой член достаточно глубоко, а потом спит, прижавшись ко мне всю ночь, как будто я ее любимый плюшевый мишка детства… Вот что изменилось. С тех пор, как ты здесь, мной овладевает желание улыбаться больше, чем за всю мою жизнь.

Теперь настала моя очередь моргать, уставившись на него в ошеломленном молчании.

Он собственнически сжал мой подбородок, останавливая то, что я собиралась выпалить, и поцеловал меня.

— Вернусь около восьми, — прошептал он мне в губы, затем повернулся и вышел.

Я смотрела ему вслед, пытаясь отдышаться.

Вошел Дэнни, неся пакеты с продуктами. В последнее время Конор часто проводил время с Киллианом, а Дэнни, казалось, чаще всего был беднягой, застрявшим со мной.

— Это последнее, — сказал он и поставил пакеты на прилавок.

— Спасибо. — Я все еще чувствовала себя странно, указывая парню вроде Дэнни, что делать, заставляя его возить меня и таскаться за мной по магазину. К счастью, он не казался напуганным или оскорбленным этим. Мой отец вышел бы из себя, если бы мама сказала ему, что делать. Селеста никогда этого не делала. Я не знала, было ли это потому, что она обращалась к папе только тогда, когда ей что-то было нужно, обычно его кредитная карточка, или она прошла трудный путь, как и все мы.

Он приподнял подбородок и ушел.

Пока я откладывала все в сторону, все, о чем я могла думать, было то, что Киллиан сказал мне ранее, что я каким-то образом изменила его или пробудила к жизни что-то внутри него, что было похоронено долгое время. Вся ситуация, этот брак, то, кем он был, было запутанным, но я ничего не могла поделать с тем, что чувствовала к нему. Я влюблялась в монстра О'Рурка, во всего его, и я ничего не могла сделать, чтобы остановить это.

Меня поразило осознание того, что я не хочу это останавливать.

Я не знаю, что это говорило обо мне, но я хотела продолжать проливать свет на тени внутри него. Я хотела продолжать возрождать те его части, которые так долго не могли отдышаться.

Я хотела заставить его улыбнуться.

Готовить для других было одним из моих любимых языков. Киллиан, похоже, часто делал заказы. Он никогда не просил меня готовить, но я хотела. Это была мелочь, но я хотела сделать для него что-нибудь приятное, показать ему, что ценю то, что он для меня сделал.