Пока ты спишь - враг качается. Часть 2. Дикий гринд

Но никто их заставлять не будет. Великий Вал другой. Ему плевать на тебя. Он даст тебе инструмент, способный превратить тебя в равного богам и забудет о тебе. Тебе надо — ты и старайся. Делай себя лучше. Никто не будет тебя заставлять. Подталкивать, указывать, уговаривать, мотивировать.

Не хочешь изменить себя ради себя же — оставайся в жопе.

Одиннадцать человек решились изменить себя. Остальные остались тешить себя надеждами.

Их выбор, их право.

Десять «Уралов» ожидали нас. Их водители навечно нашли свой покой в железных вышках.

У тех, кто решил остаться, выбора не было — они уехали в свой городок. Расселись по двум машинам и, выпуская клубы дыма, уехали навстречу безнадеге.

А вот у нас выбор был.

Ехать в депрессивный городок никто не захотел. Одни — потому что не видел там никаких перспектив и вообще я главный мне и решать, а я, потому что да, никаких перспектив там уже не осталось. Наиболее инициативные уже уехали из него. Кто в большой Город, кто в тренировочный лагерь. Остальные так и будут ждать чуда, прозябая в нищете.

Так что мы решили для начала ехать в Город. Там с помощью Телеграма найти сторонников, тех, кто решил бороться с Системой. И дальше по обстоятельствам.

Единственная проблема — в город надо ехать с установленными АСК Наездник. Кто знает, как пойдут дела. Надо быть готовыми ко всему.

— Да фигня делов, — сплюнул Денис. — Мой батя живет в Озерном. Отлежимся там пару суток, придем в себя, да и двинем дальше.

Озерное. Маленький глухой поселок, затерянный в гуще лесов. Три улицы, с пяток деревянных двухэтажек и пара десятков изб. Пара сотен жителей. Километров двадцать отсюда. Там нас точно искать не будут. Поехали!

А то, что будут искать, я не сомневался. Уверен, пропажу, а затем и смерть такого количества Системщиков обнаружат очень быстро. Так что исчезнуть мы должны в кратчайшие сроки.

7.2

Погода испортилась внезапно.

Вот только полчаса назад светило теплое весеннее солнце, плавя своим жаром сугробы, а сейчас ветер надул тучи, кидавшие в лобовое «Урала» гроздья холодных льдинок. Март во всей своей красе.

Печка работала во всю свою мощь, но никак не могла справится с непогодой и обзорные стекла постепенно затягивались изморозью. От чего приходилось останавливаться и, преодолевая напор ветра, с матом и проклятиями соскребать нелепым скребком настывший до состояния камня лед.

Вскоре от дороги осталась лишь небольшая колея, сквозь которую мог прорваться только наш вездеходный грузовик. Не повезло тем, кто сейчас на легковушках. Дорогу заметает просто с бешеной скоростью и застрять на ней — дело пяти минут и легкой неопытности. И я очень сомневаюсь, что МЧС приедет на помощь. Если она, эта служба, еще существует.

А мы ехали. Вздымая клубы снега, тут же относимые сногсшибающими порывами ветра куда-то вдаль. Бурили белое безмолвие темно-зеленым клином. Прорывались, пробивались.

Видимость упала почти до ноля. Денис, единственный кто мог вести грузовик, часто останавливался, буквально ногами нащупывая дорогу.

Наконец, сквозь прореху в буране, мы заметили указатель «Озерск». Вроде как приехали.

Денис уверенно повернул налево. Там даже не дорога уже, так, направление, по краям которого вздымаются уже самые настоящие сугробы. Покружив по узким улочкам, он наконец остановился около покосившегося домика, слегка укрытого дощатыми, невысокими воротами.

Разгребав ногами заметённую снегом калитку, открыл ее, тяжело налегая всем телом, чтобы распахнуть побольше, а затем проскользнул внутрь. Скрип входной двери я расслышал даже сквозь завывания ветра.

Через пару минут вновь увидели его фигуру, что приветственно замахала нам рукой, зовя внутрь. Я застучал по борту грузовика, пытаясь открыть замёрзшие засовы, наконец это удалось, и тяжелая железяка с клацаньем упала вниз.

— Давайте, выходим, — позвал я закутанных во все что можно, тесно прижавшихся друг к другу, сидящих внутри людей. — Сейчас отогреемся.

Медленно, заторможенно они начали шевелиться, подниматься, спрыгивать с борта. Я помогал, поддерживал, показывал направление и в дом зашел последним, плотно закрыв завывшую в несмазанных петлях дверь.

Мои последователи (можно ведь их так уже называть?) кучкой сгрудились напротив хозяина дома. В грязном распахнутом ватнике, коротких валенках с седой щетиной на щеках, напортив нас стоял дед. Сгорбленный, шевеливший сухими губами, с усталыми от долгой тяжелой жизни глазами. Ими он изучал нас, подолгу рассматривая каждого. И взгляд этот был тяжелый, от которого вновь возвращался озноб.

— Вот, бать, тут все. Мы перекантуемся у тебя пару-тройку ночей, а потом уедем, — Денис развел руками, показывая на нас. — Часть тут поспит, часть в бане. Объедать тебя не будем, в магазине все купим, да еще и тебе оставим.

— А закрыт магазин, — впервые заговорил дед. И голос скрипел также как его дверь. Тяжело, с надрывом. — Давно уж закрыт. С самой осени.

— Ну по соседям пробегусь, куплю что нужно. Не переживай.

Теперь-то я понял, почему Денис так хрипит — весь в отца.