— Не надо по соседям ходить. Мор у нас. Уж пятеро семей померло. А от чего — непонятно. В погребе вон картошки полно, доставайте да ешьте. Чай не баре.
— Мор? А что за мор, дедушка? — мне стало интересно. Неужели тут осталась корона?
— Какой я тебе дедушка, шкет? Батя я! Так и зови! Понял? — тусклые зрачки седого деда полыхнули внезапной яростью. Полыхнули и погасли.
— Понял, батя! Что с мором-то?
— А хрен его знает. Вчера вон ходили, а сегодня глядь: все мертвые лежат. И помирают-то кто где. Кто в огород вышел да там и свалился, кто дрова рубил, так с топором и преставился.
— А медики что говорят? Узнали причину?
— Какие нахрен медики, сынок? Фельдшерский пост с осени как закрыли, так и не видывали никого здесь боле. Катаверная-то приехать не может. Нету, говорят, бензина. Так что тела мы в одну избу сложили, в ледник, так и лежат там, прости господи. Как земля растает, так и похороним, коль сами раньше не помрем.
— И давно у вас мор пошел?
— Да, почитай, с месяц назад, как Свиридовы преставились, так началось это, — старик медленно, держа пальцы троеперстием, перекрестился, задерживая руку в каждой из точек. — Сын к ним тогда приехал, дак они и ходили по домам, самогонку искали, свою-то уж выпили. А через день мы их и нашли, покойничков. Правда Митьку, сына ихнего, так больше и не видывали. Да вы не стойте, печь вон затопите, дрова принесите.
Дед, потеряв к нам всякий интерес, отвернулся и пошел в угол, где виднелась старая, панцирная кровать. Там, кряхтя, снял валенки и фуфайку, лег.
Я осмотрелся. Обычная изба. Маленькие оконца, наполовину заметенные снегом, давали удручающе мало света, но так даже лучше. Видно, что помещение давно не убиралось. Какие-то тряпки, бумаги валялись по углам, на широком, рубленном из грубых досок столе вповалку лежали предметы утвари. Дырявая клеенчатая скатерть сиротливо загнута.
Через полчаса в печке, весело потрескивая, занялись огнем, притащенные из сенок, дрова. Девушки, брезгливо морщась, навели какой-никакой порядок. Слазили в погреб, натаскав пару ведер подмерзшего картофеля. Затем все быстро, по очереди, помылись в растопленной бане. Воды натаскали мало, поэтому хватило разве что на смыть грязь и кровь, но и на этом спасибо.
Собрались за уже чистым столом, зажженные лампы разгоняли тьму по углам, а мы хватали пальцами прямо из раскаленного горшка горячие вареные клубни, запивая терпким чаем. Тепло, уютно, хорошо.
Только ледяной взгляд из самого темного угла не давал расслабиться окончательно. Дед, как мы его ни звали, так и не подошел к нашему столу, мрачно смотря сквозь кустистые седые брови.
Но плевать.
Я рассказал все, что знаю про Великий Вал, а так как знал немногое, рассказ вышел коротким. Затем показал, что умею. Не всё, а только самое эффектное. Гравинож, который покрошив на солому ближайший чурбачок, вырос в размере и так же легко разрубил здоровую сучковатую корягу. И маскировку. Превратив свою руку в полупрозрачную субстанцию.
Адепты охали и ахали в нужных моментах, трогали пальцами срезы на деревяшках и в общем были весьма впечатлены. Идеальная презентация. Рекламщики были бы мной довольны.
И она сработала. Четыре человека захотели прямо сейчас принять капсулу с Наездником. Остальные вроде бы были и не против, но пока колебались. Хотя я находил это, конечно, странным. Они без сомнений приняли капсулы с Системой, там в лагере, а тут вдруг такая неуверенность.
Мой Наездник, после вопроса ответил, что так как Система у них не активирована, то никаких проблем с установкой АСК Великого Вала возникнуть не должно.
Я также заглянул в свои логи, что мне там насыпали за убийство Системщиков. Там все стандартно. Очередная ачивка «Нашинковать как капусту», дающая плюс один к ловкости и левелап.
Этим же вечером четыре капсулы были проглочены. Нас стало еще чуточку больше. Подумаешь, что против нас вся планета. Зато последователей Великого Вала уже семь!
Буря все не успокаивалась. Выла, заметала, бросала комьями снежной пурги, засыпала двери и дороги. И только к ночи ее напор стал утихать. По крайней мере видимость стала больше. Впрочем тьма, ложащаяся на поселок, убрала все преимущества чуть стихшей непогоды.
В домик мы все не влезли. Не хватило ни лавок, ни теплых вещей. Так что часть ушла в баню. Аккуратно подтапливая печь, там вполне возможно переночевать в тепле и уюте.
На лавках размещались по двое, валетом. Лена взглядом, не терпящим возражений, легла рядом со мной. Укрывшись фуфайкой, слушая завывания метели и треск сгоравших в печи дров, мы попытались уснуть.
И это даже удалось. Лена, аккуратно обхватив меня за грудь, тихо сопела и я тоже провалился в глубокий сон. Лишь где-то в середине ночи услышал ворчание вставшего деда, да скрип входной двери.
Разбудило меня неприятное чувство. Открыв глаза, увидел потухший взгляд Дениса.
— Батя умер, — одними губами прошептал он.
7.3.
Он умер, прислонившись к косяку входной двери. Не упал, не согнулся. Как оперся на деревяшку, так и скончался. В руке осталась обгоревшая до самых зажимавших ее пальцев, самокрутка.