Пока ты здесь

Пальцы Дины до боли сжались на скользком и влажном горлышке бутылки. Время застыло, застыл распятый под тушей Витька Алекс, застыл сам Витек с занесенным для удара кулаком, застыла Дина. Словно муха, пойманная в липкую паутину, она сражалась с очевидным и совершенно невозможным: нужно было поднять руку и ударить. Ударить человека. По голове. Желательно так, чтобы кулак бритоголового Витька, свернувший в улитки толстые пальцы, безвольно упал, разжавшись.

– Дина, помоги! – что есть силы орет Сонечка, ее лучшая подруга. Голос у нее писклявый, слабенький. Дина замирает посреди большого двора, не решаясь сделать даже шаг в сторону драки. Трое старших ребят пинают упавшего на землю Сонечкиного брата, а она, такая же шестилетка, как и Дина, яростно вцепившись в одного из них, пытается оттащить его в сторону.

– Дина! – в голосе Сонечки слезы и отчаяние.

Мальчишка стряхивает ее с себя, девочка падает, отлетает в сторону голубой сандалик, но она тут же поднимается и снова вцепляется мальчишке в ногу, повисая на ней всем телом…

Дина делает маленький робкий шажок вперед, и один из мальчишек оборачивается. У него бешеные, совсем побелевшие глаза. Сжатый кулак – в крови. Этот окровавленный кулак поднимается и грозит Дине, а потом одним ударом отбрасывает Сонечку прочь, словно куклу. И, словно кукла, Сонечка остается лежать посреди двора в перепачканном грязью сиреневом платье…

Июньское солнце по-прежнему ласково пригревает Дине затылок, возле песочницы и горки клубятся невесомые «сугробы» тополиного пуха, а Сонечка все лежит на земле лицом вниз и больше не пытается помочь брату.

Дина разворачивается и опрометью бросается к дому. Когда на ее крики сбегаются взрослые, драка уже прекратилась. Только сидит возле железной горки, покачиваясь и держась руками за живот, Борька, Сонечкин брат, да лежит там же, где упала, неподвижная Сонечка, лучшая Динина подруга.

Папа уносит плачущую Дину на руках, и она почему-то уверена, что больше никогда не увидит ни Сонечку, ни ее старшего брата. От грядущей разлуки слезы льются и льются на воротник папиной рубашки…

Размахнувшись, она со всей силы врезала по бритому затылку отморозка. Прямо над отвратительной складочкой жира, протянувшейся поперек черепа, над толстой шеей. От удара бутылка выскользнула и, целехонькая, звякнула об асфальт.

Витек замер и боком повалился на землю. Кулак разжался. Желтоватые пальцы, похожие на дохлых личинок майского жука, вяло распустились.

Алекс пошевелился, крякнув, спихнул с себя Витьковы ноги и медленно сел. Из разбитых губ по мерцающему подбородку побежала кровь. Двумя руками он держался за живот, совсем как Борька из Дининого воспоминания.

– Вставай, Алекс, вставай! – очнулась она и вцепилась ему в руку, изо всех сил потянув на себя.

– Сейчас, – прохрипел Алекс и с трудом поднялся на ноги.

Он пошатнулся, вытер губы и удивленно уставился на ладонь, перепачканную в крови. Дина боязливо обошла неподвижного Витька.

– Я его случайно не убила?

Закравшееся подозрение заставило ее похолодеть.

Алекс сплюнул, покачал головой.

– Нет. Если бы здесь можно было умереть… Не переживай. Очнется. А здорово ты его! Спасибо.

Он с уважением посмотрел на Дину, на бутылку, снова на Дину.

– Не здорово. Я вообще-то боюсь драк.

Она недовольно покосилась на Алекса. На его скуле алело пятно, разбитые губы припухли. Недовольство сменилось тревогой.

– Больно? – сочувственно прошептала Дина.