Пока зацветали яблони

Дальше день потёк в обычном порядке. Он поливал созревшие помидоры, перец, не перестающие колоситься укроп – петрушку, а заодно и цветы, которые развела Александра – девочка с Севера, приобщившаяся к огороду. Потом осмотрел почти готовую к выкопке картошку. Костика все эти нехитрые действия сильно забавляли, и он хохотал, обеими ручонками держась за забор и раскачиваясь из стороны в сторону со своими детскими слипшимися курчавыми волосёнками. Матери всё ещё не было.

– Может и правда, что у сестры понадобилось? – подумал Сашка, – Да какая собственно разница. Меньше видишь – крепче нервы.

Явилась она только под вечер и выжидательно посмотрела на него, сверля насквозь немигающим взглядом, не давая двинуться с места. Сашка молча, оглянувшись, нет ли поблизости Александры, полез в карман домашней, давно разорванной во многих местах и аккуратно зашитой женой рубашки, достал и протянул сложенные бумажки, равные в своём эквиваленте тысяче.

– Всё? – коротко бросила мать.

– Всё, – неожиданно раздражённо, повышая голос, что за ним не водилось, ответил Сашка, не разглагольствуя, об общей сумме, развернулся и пошёл к двери на свою половину дома.

Мать ничего не спросила. А что спрашивать, раз деньги дали. Знала ли она общую, обещанную цену? Вероятно, знала. Всё и так понятно. Подробности ему известны не были. Общаться с ним и в хорошем расположении духа она не очень-то любила, а сегодня, вернулась какая-то раздражённая. Спрашивать что-либо у неё он тоже не стал и со всей дури захлопнул за собой дверь, хотя мать этого слышать уже не могла. Она чинно проплыла на свою барскую территорию.

Утро началось как утро. Всё возвращалось в свою привычную ему колею – Костик, Александра, дом, хозяйство, то есть на сегодняшний день – огород. Хотелось забыть всё, как страшный сон, стереть из памяти, несмотря на то, что сон этот в полном масштабе он, к счастью, не видел, но как срабатывало даже его воображение… С утра Сашка подшаманил скрипевшие на крыльце ступеньки, ближе к вечеру, часа в четыре, пошёл поливать огород. Солнце высушивало, поливка продолжала оставаться необходимой.

Тугая струя из шланга лилась на помидоры, Костик, как водится, раскачивался у забора и звонко смеялся, когда стук в металлическую калитку стёр улыбку с Сашкиного лица, которая, глядя на Костика, не могла не появиться, хотя он даже не представлял, кто бы это мог быть, так как никого не ждал.

А вошёл дядя Коля или всего лишь их вечный участковый Николай Алексеевич. Был он, несмотря на не уступающую вечеру дневную жару, при параде, то есть в милицейской форме, правда в рубахе с короткими рукавами, но всё же в шерстяных брюках и даже фуражке, из-под которой тонкими струйками по вискам стекал пот, так как дядя Коля был уже, соответственно возрасту – в теле, да и жара всё же. В руках он держал затёртую по всем углам чёрную дерматиновую папку, в которой обычно носил по участку свои нехитрые документы.

– Вот тебе и «здрасьте», – подумал Сашка, едва успев выключить поливальный шланг и бросить его на землю, – а ещё говорят «менты» плохо работают, впрочем, может это по другому вопросу?

Николай Алексеевич тем временем степенно, как и положено представителю власти, проследовал через весь двор к свежевыкрашенной новой скамейке, где, наконец, присев, отложил папку и снял форменную фуражу, вытерев при этом, добротным серым клетчатым платком лоб. Затем, также не торопясь, он расстегнул папку и достал два маленьких листка, заполненных синей шариковой ручкой.

– Саш, тут повестки тебе и Зинаиде Павловне на завтра на 10 часов в Ленинский РОВД, – протокольным тоном произнёс дядя Коля.

– А что случилось? – машинально спросил Сашка. – Почему в Ленинский, да и почему не к себе уж, если что?

Жили они на другом краю города.

– Сам не пойму, – продолжил дядя Коля, пожав плечами, подозрительно упирая взор в Сашку, – мне часов в двенадцать на опорный позвонила оттуда, ну в смысле из Ленинского, какая–то девчонка, судя по голосу, ну и велела срочно вас с матерью вызвать, так как ваш дом на моём участке. Быстрее же так, чем по почте или кого посылать к вам. Наверное, срочно ей надо. Ну, она, как и положено, представилось. Да там, – в повестках, всё указано, я очки забыл, не вижу, сам прочтёшь, а так я и не запоминал. Очки, которые завёл совсем недавно, дядя Коля, как правило, бережно протерев, оставлял в ящике стола (в футляре, разумеется) на опорном, забывая захватить на вверенный участок. А вот зачем, да к чему, не объясняла, да ведь это и не положено мне знать. Я ведь из другого отдела. Я так думаю, недоразумение какое–то вышло.