Миновав детскую площадку, мы выбежали на улицу. К счастью, прохожих в тот день было мало. На освещение этот район не жаловался, и неяркий свет фонарей позволял увидеть фигуру преступника. Я и Удалов были в отличной форме, однако и художник оказался не из слабаков. Он мчался, как антилопа, однако мне удалось сократить расстояние между нами на тридцать метров. Жуков резко свернул в арку между домами и направился к пустырю. Наверное, надеясь перехватить там одиноко стоявших частников. Однако это ему не удалось. Я сделал прыжок и опрокинул Бориса на землю. Мы покатились по сухой траве. Жуков отчаянно пытался освободиться от железной хватки, но ничего не получилось. К тому же подоспел Станислав. И вдвоем мы скрутили подозреваемого.
– Попался, гад! – Я ловко надел на него наручники. Жуков тяжело дышал. Из рассеченной брови на лицо капала кровь.
– Кто вы такие? По какому праву? – пробормотал художник.
Удалов усмехнулся:
– А ты разве не знаешь?
Борис принял гордый вид:
– Понятия не имею. Вызовите полицию.
– Ты прекрасно понимаешь, что мы и есть полиция. – Я толкнул его в спину: – Иди, негодяй. Теперь ты за все ответишь.
Лицо подозреваемого исказилось от страха:
– Я действительно не представляю, что нужно от меня полиции.
– Неужели? – усмехнулся Станислав. – Зачем же ты тогда бежал?
– У нас район неблагополучный по криминогенной обстановке, – сбивчиво пытался объяснить художник. – Здесь часто совершаются ограбления. Причем даже среди бела дня. Вы можете проверить по сводкам. Вот я и испугался. Я принял вас за грабителей.
– Кончай заливать. – Я потащил его к машине. – По дороге тебе лучше признаться, где Дима Карпов.
– Кто, простите? – Удивление казалось искренним. Удалов и я еле сдержались, чтобы не ударить его.
– Ты, гад, говори, где ребенок! – Удалов взял его за грудки. – Ты похитил ребенка предпринимателя Георгия Карпова, Диму, потребовал выкуп, а ребенка не вернул. Где ты его прячешь?
– Я не знаю никакого Диму Карпова и его отца, – твердо сказал Жуков.
– Не знаешь? – Станислав побагровел. – Это мы пока не знаем, сколько на твоей совести сломанных мальчишечьих судеб. Но теперь ты попался, товарищ художник. Камера наружного наблюдения запечатлела тебя, когда ты разговаривал с мальчиком. Ты подозреваемый номер один, Жуков.
Борис побледнел:
– Да. Я, кажется, припоминаю, что было такое дело. Но я могу все объяснить. Это очень просто. Я художник. Я люблю писать портреты детей. Кроме того, у меня есть маленький бизнес. Я делаю кукол – реборнов. Сейчас многие дамы подсели на них. Для большей схожести с настоящими детьми мне нужны детские волосы. Когда я увидел этого мальчика возле школы, то понял: цвет его волос – именно такой, как мне заказывали. Вот и все объяснение. Как видите, оно простое.
– В отделе ты все расскажешь еще подробнее, – я толкнул его в машину.
В автомобиле Жуков молчал, изредка бросая испуганные взгляды. Мы тоже не проронили ни слова. Лишь когда машина притормозила у отдела, Борис напрягся:
– Вы мне не поверили?
– Теперь тебе надо думать, чтобы во все поверил суд, – бросил ему я. – Давай выходи. У меня нет желания прикасаться к тебе.
Жуков покорно вылез.
– Учтите, вы совершаете ошибку. Я невиновен.
– Разберемся.
Костиков и Шмаков ждали нас в кабинете. Они недружелюбно посмотрели на подозреваемого.
– Садитесь, Жуков, – буркнул Валерий.
Художник опустился на стул, но тут же вскочил:
– Извините. Товарищ следователь, я не знаю вашего имени-отчества и звания, вы допускаете ошибку! Ваши сотрудники рассказали мне, в чем меня подозревают. Но это просто нелепое совпадение, не более того. Я уже объяснил, почему подходил к этому ребенку.
– Чтобы срезать волосы для куклы? – уточнил Шмаков. Жуков с благодарностью взглянул на него:
– Именно так. Мне поступил заказ от богатого клиента. Только идиот в наше время отказывается от хороших и абсолютно некриминальных денег.
– Допустим, – кивнул майор. – Разве вы не приглашали его посмотреть у себя дома новую компьютерную игру?
Борис побледнел, и это не укрылось от следователя.
– Да, приглашал, – он опустил голову. – Но, поймите, не мог же я срезать волосы прямо на улице, тем более возле школы. Я хотел показать мальчику кукол, возможно, он сам согласился бы подарить мне прядь своих волос.
– Дальше, – щелкнул пальцами Виктор. Жуков вздрогнул, как от удара.
– Я стал караулить его возле школы, – он поморщился от своих слов. – Я как-то неправильно выразился. Я просто хотел еще раз увидеть этого ребенка. Но, к сожалению, больше его не видел.
– И не слышали по телевизору выступление его отца? – поинтересовался Костиков. Борис развел руками:
– Телевизор смотрит только моя жена. По нему показывают слишком много насилия, а это плохо влияет на мое творчество.
– Понятно, – Валерий наклонил голову. – В смысле, ваше объяснение. Но я вам не верю.
– Почему? – изумился Жуков. – Я говорю чистую правду.