Покаяние брата Кадфаэля

Брат Кадфаэль стоял посреди обнесенного изгородью садика, задумчиво оглядывая свои владения, которым осень придала особый, неповторимый облик. Почти все листья опали, и темные стебли растений походили на тонкие пальцы, судорожно пытающиеся удержать хотя бы память о прошедшем лете. Царившие здесь в пору цветения ароматы душистых трав и цветов слились ныне в один — запах собранного урожая, по-своему приятный, но отдававший горечью и тем словно напоминавший о неизбежности старения и увядания. Еще не настали холода, и меланхолические краски ноября оживляло золото опавших листьев и янтарные блики косо падавших лучей солнца. Уже убрали на чердаки яблоки, обмолотили зерно, сметали в стога сено и овец выгнали пастись на стерню. Сейчас, на пороге зимы, пришло самое время оглядеться и удостовериться, что все сделано как надо.

Никогда прежде Кадфаэль не ощущал так остро особую суть ноября, несущего с собой приглушенную грусть зрелости и близящегося заката.

Время движется не по прямой, а по спирали, мир и человек вновь и вновь возвращаются к собственным истокам — к той тайне, в которой они зародились и где вновь и вновь рождаются и новые времена, и новые поколения.

«Старикам свойственно верить в восход новой жизни, — подумал Кадфаэль, — но у них самих впереди только закат. Может быть, Всевышний напоминает о том, что и в моей жизни наступил ноябрь? Что ж, коли так, стоит ли роптать? Ноябрю присущи своя красота и радость, ибо урожай собран, ссыпан в амбары, а семя будущего урожая брошено в землю. И нет нужды огорчаться из-за того, что не ты, а кто-то другой увидит весенние всходы. А тебя примет земля и упокоит вместе с этими легкими, полупрозрачными листьями, испещренными прожилками, словно кожа немощных старцев. Тусклое золото прелых листьев знаменует собой закат года. А может, и закат жизни? Ну что же, золотой закат — не такой уж плохой конец».

Из покоев аббата Хью вышел раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он спешил сообщить другу все, что узнал сам, а с другой — понимал, что эти новости не могут не огорчить его.

Монах стоял в центре своего маленького, любовно взращенного сада и был настолько погружен в свои мысли, что встрепенулся, лишь когда Хью положил руку ему на плечо, да и то не сразу, словно сознание медленно поднималось на поверхность из неведомых глубин его естества.

— Да благословит Господь твои труды, — промолвил Хью, беря монаха за руки. — Я уж было решил, что ты и сам корни в землю пустил — стоишь, не шелохнешься, словно дерево.

— Я размышлял о круговороте жизни, — отозвался Кадфаэль чуть ли не извиняющимся тоном, — о смене часов дня и времен года. Так задумался, что даже тебя не заметил. Правда, я и не ждал, что ты сегодня ко мне заглянешь.

— Я и не собирался, да нужда привела. Гонцы Роберта Горбуна, знаешь ли, не сидят без дела. Зайдем-ка внутрь, присядем, и я расскажу тебе, что нынче затевается. Кое-какие новости касаются всех добрых служителей церкви, и об этом я только что поведал Радульфусу. Но есть один вопрос, который напрямую затрагивает тебя, как, впрочем, — признался он со вздохом, толчком открывая дверь сарайчика, — и меня тоже.

— Ты получил новости от Лестера? — спросил Кадфаэль, задумчиво глядя с порога на молодого друга. — Значит, граф Роберт по-прежнему поддерживает с тобой связь? Видать, он тебя ценит и связывает с тобой определенные надежды. Ну и что он нынче затевает?

— Да затеял все вроде бы и не сам граф, но теперь, кажется, и сам увяз в этом по уши. Первые шаги предприняли епископы, но Лестер поддержал их, как поддержат, надеюсь, и многие разумные лорды из обеих партий.

Хью уселся рядом с Кадфаэлем в сарайчике, наполненном благоуханием сушеных трав, гирляндами свисавших с потолочной балки и шуршавших от дуновения проникавшего через открытую дверь ветерка, и поведал монаху, что намечается в Ковентри и почему можно надеяться на некоторый успех.

— …Правда, одному Господу ведомо, захочет ли кто-либо из них сделать шаг навстречу. Стефан нынче рад-радешенек тому, что заполучил в союзники Честера, да в придачу еще и младшего сына Глостера, но и у Матильды есть свои козыри.

В Нормандии она хозяйка положения, а многие наши бароны имеют земли и там и здесь. Им приходится оберегать свои владения по обе стороны пролива. Думаю, что все больше и больше умных людей будет с готовностью клясться в верности кому угодно, но всеми правдами и неправдами уклоняться от участия в военных действиях. Так что попытаться в любом случае стоит. Роже де Клинтон умеет убеждать людей, когда имеет в этом нужду, а нынче нужда у него немалая. Он поставил своей целью отбить Эдессу у Зенги, атабега Мосула. Да и Генри Винчестерский скажет свое веское слово. Я все рассказал аббату, но, — Хью с сожалением покачал головой, — не больно мне верится в то, что епископы пригласят на совет и монашескую братию. Скорее всего, они постараются удержать поводья в собственных руках.