Покончив с делами "Садов", я направился в комиссариат, где в течение считанных минут подписал все необходимые протоколы, после чего благополучно завершил трудовые будни замечательным ужином в "Бейруте" в компании Рафика, который был настолько деликатен, что тему преступлений на этот раз не поднимал, всецело посвятив наше совместное кофепитие воспоминаниям о московской юности.
- Помнишь моего сокурсника - Андрея Ерастова из Тулы? - подмигнул он, когда кофе был допит, и я уже одевался, собираясь на выход. - У него была любимая присказка: "Жизнь груба". Но произносил он это всегда с такой симпатичной улыбкой, точно делился отличной новостью...
Рафик вздохнул с легкой полуулыбкой, одновременно автоматически поправляя мне шарф на шее.
- Ты знаешь, я всегда вспоминаю это его изречение, когда вдруг наваливается куча неприятностей или просто-напросто на улице ужасная погода, так что не хочется вылезать из-под одеяла... Жизнь груба! Великолепно груба, потому что эта "грубость" лишь подчеркивает мелкий, но ослепительный бисер радости, непременно сопровождающий нас каждую минуту жизни: доносящийся откуда-то беспечный детский смех, шелест травы, мигающие в темном небе звезды, птичьи трели по утрам и удивительный аромат кофе, всегда дарящий новые силы и веру в добро. Да, жизнь груба, но мы всегда держим нос по ветру!
Я отлично понял, к чему Рафик произнес этот оптимистический монолог мне на дорожку, лишь когда вернулся в свой номер в отеле и прочитал пару газет, которые прихватил на входе.
Попытайтесь представить, что я ощутил, прочитав статьи под подобными заголовками, набранными гигантскими буквами на всю первую полосу! Само собой, комиссар Анжело неплохо поработал в течение нескольких часов после нашего телефонного разговора по поводу адреса Франсуа Шюни: судя по мини-интервью, которое он успел дать журналистам прямо в коридоре полицейского управления, полиция была стопроцентно уверена, что убийца арестован, и волноваться больше не о чем, остается лишь основательно допросить Шюни, и тот выложит все начистоту.
Между тем, как следовало из прессы, после первого, достаточно формального допроса сразу после ареста новоявленный убийца упорно не признавал свою вину, лишь заламывая руки и рыдая.