Покаяние

ДЕДУШКИН. Не помню. Гоценька. Не помню. Но мне ведь уже 77. Память сами знаете какая. Память стареет, это генетическая вещь. Была у меня память – как «Чайка» члена Политбюро. А стала – как «Запорожец» с ручным управлением. Вот даже – что было в тот самый день – и не очень помню. Теперь уже.

ГОЦЛИБЕРДАН. А мне Малпахидзе как-то сразу не понравился. Может, и хорошее у него было лобио, да всё равно не то. И я ему говорю: согласен. Согласен, Давид, у него еще какое-то отчество было типа Карапетович, согласен, Давид Карапетович, к вам идти помощником по связям с правительством. Чтобы интеллигентнее называлось. И зарплату прошу небольшую – миллион долларов в год.

ДЕДУШКИН. Миллион долларов в год?

ГОЦЛИБЕРДАН. Его самого. В год. Это сейчас кажется – не Бог весть какая зарплата. А тогда – гигантская. Думаю, если согласится, попрошу пол-лимона аванса за первый год, а потом и уволюсь. Повод найду.

ДЕДУШКИН. И что же Давид?

ГОЦЛИБЕРДАН. О, вы и имя его запомнили. И Давид, значит, чуть не поперхнулся своим сациви. А потом вытер рот шелковым платком, сделал вид, что расхохотался, и говорит: ты, Гоц, столько не стоишь. Не стоишь ты миллион долларов в год. Вот что сказал.

ДЕДУШКИН. А вы?

ГОЦЛИБЕРДАН. А я всё-таки взял с него эти деньги. За десять лет взял.

ДЕДУШКИН. За десять лет! Как вы правильно сделали, что взяли за десять лет. И как же у вас это получилось?

ГОЦЛИБЕРДАН. Очень просто, профессор. Я вышел из грузинско-еврейского клуба. Ногами вышел. На снег. Сел в свой «Фольксваген» – тогда я только купил «Фольксваген Гольф», и мне это казалось страшно крутым – и уехал. Потом прошло десять лет. И дочь этого Малпахидзе задержали. На таможне. В Шереметьево. Арестовали. За попытку контрабанды. Везла бриллиантовое колье тыщ за триста – и не внесла в декларацию. Блядь такая. Простите, профессор.

ДЕДУШКИН. Дочь Малпахидзе? Но это же не так девочка, которая у нас учится?! Которая кинжалы?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не та, не та, успокойтесь. У Малпахидзе было пять дочерей. Но любил он почему-то их всех. И ту дочь, которая с колье, посадили в Бутырку. В общую камеру. Помариновали там месяца три. Она уже и в голодовку. И вены резать. Но в Бутырке ребята крепкие – их на дешёвый понт не возьмёшь. Малпахидзе дёргался-дёргался, чтобы освободить, дёрг-дёрг, дёрг-дёрг – ни хера не получается. Заметьте, профессор, я при вас почти не ругаюсь. Как обещал.

ДЕДУШКИН. Какой кошмар! Если б я знал эту историю, никогда не взял бы у них кинжалы. Как думаете, Гоцик, может, отправить эти кинжалы обратно дарителю?

ГОЦЛИБЕРДАН. И я сделал так, чтобы Давид Малпахидзе обратился ко мне. За освобождением своей дочурочки. И я назвал цену: десять миллионов долларов. По миллиону за каждый год, что мы не виделись. И тут выяснилось. Выяснилось, что я таки стою миллион в год. Давид передал их мне. Наличными.

ДЕДУШКИН. А потом?

ГОЦЛИБЕРДАН. Потом Малпахидзе с освобожденной дочечкой отвалил в Лондон. Там и умер. Погиб. Попал под такси.

ДЕДУШКИН. Под такси? Под какое такси?!

ГОЦЛИБЕРДАН. Под лондонское такси. Чёрный кэб. Самое обычное такси.

ДЕДУШКИН. Как же он смог попасть под такси?

ГОЦЛИБЕРДАН. Очень просто. Он переходил улицу Пикадилли. В положенном месте. По пешеходному переходу переходил. И тут – инфаркт. Малпахидзе падает на переходе, и на него тут же наезжает такси. Финита.

ДЕДУШКИН. Как-как вы сказали?

ГОЦЛИБЕРДАН. А еще потом было другое. Новое. Выяснилось, что всё имущество Давида Малпахидзе было оформлено на любовницу. И дочери не получили от покойного папеньки от покойного папеньки ничего. Даже хера без соли не получили. Судятся до сих пор. А толку-то? У них уже и бабок нет, чтобы судиться.

ДЕДУШКИН. Эта девица Малпахидзе как-то подозрительно давно у нас учится. Надо проверить, все ли там в порядке. Нет ли коррупции, понимаете. Я сразу скажу, чтоб проверили.

ГОЦЛИБЕРДАН. А дальше, профессор, всё вышло так, что я решил создать научную формулу стоимости человека. Придумать её. Добыть. Вот, например, можно ли оценивать человека по восстановительной стоимости?

ДЕДУШКИН. Очень смелая идея.

ГОЦЛИБЕРДАН. Да, смелая. Сколько стоит сделать такого же точно человека, один в один? Пока наш общий друг Боря Толь не дожал промышленное клонирование, ответа нет. Но скоро ведь он дожмёт. И можно будет с нуля сделать любого хрена с бубликами. Например, такого раздолбая, как я – тыщ за десять. А такое светило, как вы, – миллионы потребуются.

ДЕДУШКИН. Да что вы, Гоценька. Какое светило! Очень старый старик. Там уже и клонировать-то нечего.

ГОЦЛИБЕРДАН. В общем, пока восстановительную стоимость применять не можем. А что можем?

ДЕДУШКИН. Что можем?

ГОЦЛИБЕРДАН. Можем – ликвидационную стоимость.

ДЕДУШКИН. Звучит очень заманчиво. А как это?

ГОЦЛИБЕРДАН. Сколько стоит ликвидировать человека, профессор?

ДЕДУШКИН. Сколько?

ГОЦЛИБЕРДАН. Столько стоит и сам человек.

ДЕДУШКИН. Я уже чувствую, что это научный прорыв. Но я еще…