Покаянные сны Михаила Афанасьевича

Однако Поль уезжать не торопился. Как он мне разъяснил, рекламировать будущий фильм нужно уже сейчас. И для начала стоило бы заинтересовать рассказом о знакомстве Булгакова и княгини самую продвинутую часть публики – студентов и преподавателей местного университета. За время съемок фильма брошенное в землю зерно может дать хороший урожай, поскольку эта тема станет основой для написания статей и диссертаций.

Что ж, по большому счету я не возражал. Даже готов был придумать по ходу дела новую историю, вроде той, что поначалу рассказал Марине. Вот каждый раз – хотел бы правду рассказать, так ведь все равно же не поверят!

С этой истории о том, как я, то есть Михаил Покровский, задумал докопаться до тайного смысла «закатного» романа – речь о «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова, – я и начал свою лекцию в главной аудитории университета. Надо сказать, что роман я к этому времени прочитал и даже сделал кое-какие неожиданные выводы, не совпадающие с мнением признанных литературоведов. Впрочем, кому, как не мне, знать подлинный смысл того, что там написано.

Зал полон публики. Естественно, в основном это студенты. Есть среди них и хорошенькие, даже очень привлекательные лица юных леди. Насколько я понял, присутствующие изучали русскую литературу, довольно сносно знали наш язык. И вот я говорил, описывая этапы своего исследования, доказывал, почему те или иные люди мне представляются реальными прототипами персонажей этого романа. Однако, учитывая нынешний интерес к событиям в России, сделал упор на политике, на моей интерпретации «бала сатаны». Впрочем, ради рекламы будущего фильма пришлось отдать дань и лирической линии сюжета – рассказать о нежных чувствах, которые автор испытывал к княгине. Ну а как без этого?

Когда закончил свой рассказ, зал стоя аплодировал. Признаюсь, я этого не ожидал. Хотя чему тут удивляться – фамилия Булгаков свое дело сделала. Затем посыпались вопросы:

– С чего все началось?

– А начиналось очень просто, вы не поверите, с трамвая. Как-то я натолкнулся на статью в журнале, фамилию автора уже не помню… Так вот этот автор утверждал, будто трамвай по Малой Бронной не ходил и что Булгаков все придумал. Надо ли говорить, что моему возмущению не было предела!

– Но извините… Насколько мне известно, жены Булгакова в один голос заявляли, что трамвая не было.

– Женам вообще доверять нельзя… По крайней мере, в технических вопросах. А если серьезно, то трамвай этот я видел собственными глазами.

– Не может быть…

– Да, да! Вот такой я старый.

– И что же, видели тот самый турникет, трамвай и даже гибель Берлиоза?

– Нет, председателя МАССОЛИТа зарезали еще до меня… – Смех в зале. – А вот до Ермолаевского переулка я по малолетству так и не добрался, хотя точно такой же турникет, который описан у Булгакова, видел у выхода с бульвара в Малый Козихинский переулок. Видел и рельсы, и трамвай…

– Ну ладно! Допустим, убедили. А как вам в голову пришла такая дикая мысль, будто барон Майгель из главы «Великий бал у сатаны» – это Тухачевский?

– На первый взгляд и в самом деле мысль дикая. Это вы правильно сказали. Да, честно говоря, я и сам поначалу сомневался. Но дело в том, что в последних редакциях романа события московских глав однозначно датированы 1937 годом. И вот перечитываю главу о бале сатаны, и возникает такой ассоциативный ряд: Майгель – Мигель – Михаил – Тухачевский. А почему бы нет? Вдруг правда речь идет об опальном маршале? Решающими стали слова Воланда: «Злые языки уже уронили слово – наушник и шпион. И еще более того, есть предположение, что это приведет вас к печальному концу не далее чем через месяц». А между тем и визит в Москву Воланда, и бал сатаны происходят в мае, тогда же был арестован Тухачевский. И менее чем через месяц состоялся суд, а затем – расстрел. Ну а дальше я стал раскручивать идею и нашел еще ряд аргументов в пользу этой версии.

– И все же почему именно вам открылся тайный смысл знаменитого романа?

– Как вы поняли, я вырос на Патриарших, а потому события, описанные в романе, да и сам Булгаков, не раз посещавший эти места, мне ближе и понятнее, возможно, больше, чем другим исследователям его творчества… Итак, началось с трамвая, затем заинтересовался биографией и личностью Булгакова, однако ни о каком серьезном исследовании в то время даже не помышлял. И вот однажды наткнулся на загадочную фразу в дневнике Булгакова, я ее уже упоминал: «Около двух месяцев я уже живу в Обуховом переулке в двух шагах от квартиры К., с которой у меня связаны такие важные, такие прекрасные воспоминания моей юности и 16-й год и начало 17-го».

– Фраза и в самом деле непонятная. Но ведь, наверное, булгаковеды пытались ее разгадать?

– Ясное дело, что пытались. В итоге один из биографов Булгакова так написал: «С чем связана эта запись, кто скрывается за буквой К., мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем».

– И как же вам удалось добраться до самой истины?

– Я мог бы сказать, что это был титанический труд… Представьте себе, нужно просмотреть списки жителей ближайших окрестностей Обухова переулка в 1916 и в 1917 годах и среди них найти ту очаровательную даму, фамилия или имя которой начинались с буквы «К».

– И как только терпения хватило!

– Просто мне повезло. Стал просматривать списки всех жителей Москвы за 1916 год, и вот на третий день наткнулся на упоминание княгини Киры Алексеевны Козловской, жившей по адресу: Обухов переулок, дом номер шесть. Это наискосок, буквально в нескольких шагах от дома номер девять, в котором жил Булгаков в декабре 1924 года вместе с Любовью Белозерской, второй своей женой. Так вот, в инициалах есть две начальные буквы «К», это не считая той же буквы в титуле княгини…

– Вам действительно повезло. Очень похоже на подарок.

– До сих пор не понимаю, чем заслужил. Собственно говоря, это подарок не мне, а всем поклонникам творчества Булгакова.

Аплодисменты в зале.

– Мне очень понравилась история знакомства Булгакова с княгиней. – Это говорит весьма приятной внешности юная особа. – На мой взгляд, все довольно убедительно. Очень интересно и то, что рассказ о семье князей Козловских стал поводом для обсуждения мировоззрения близких к ним людей, родственников, друзей, знакомых… Но вот на что я обратила внимание – в ваших словах иногда сквозит этакое презрительное отношение к либералам.

Ну что тут скажешь? Столь коварного вопроса от юной леди я никак не ожидал. Да если бы узнали, что перед ними убежденный монархист, наверняка бы закидали гнилыми помидорами и вынесли из аудитории вперед ногами. Впрочем, не знаю, как у них тут принято. Вот потому и отвечаю:

– Презрительное? Вовсе нет. Скорее сочувственное. Причем сочувствую я самой идее…

– Как это так? – В словах юной особы сквозит недоумение, а по залу прокатился ропот.

Тут следует пояснить, что я все еще находился под впечатлением небывалого успеха. Все ж таки первое выступление перед публикой, полный зал, аплодисменты. Да на моем месте каждый бы воспарил туда, откуда очень долго и очень больно падать… Увы, столь ценные мысли появились у меня уже потом, ближайшей ночью, когда маялся без сна. А здесь, забыв обо всем на свете, говорю так, как будто нахожусь в дружеской компании:

– Дело в том, что стремление к свободе заслуживает, безусловно, уважения. Если не восхищения. Вы, наверное, не знаете… был когда-то такой фильм «Это сладкое слово свобода». Слово-то сладкое, но беда в том, что человек еще не достиг той степени совершенства, чтобы позволять ему делать все, что в голову взбредет.

Произнося эти слова, я чувствовал, что увлекаюсь. Однако желание развить успех, получить власть над аудиторией, несло меня вперед. Откуда в моей голове возникали аргументы, где находил подходящие слова? Ведь прежде, как только мог, избегал разговоров о политике. Но, оказавшись здесь, в Нью-Йорке, я был уже не в состоянии молчать. Я словно бы продолжал спор с Джоном и жаждал непременно доказать, что прав не он, а я.