Показания поэтов

Трудно давать чистую оценку занятиям, которые несут слишком тонкое и сокровенное содержание, чтобы не ускользать от готовых формул. Хотя всё принципиально новое, что возникло в искусстве за двадцатый век, связано именно с такими занятиями. Вряд ли нужно напоминать, в частности, какую роль имели рукопись и работа с разного рода «домашними типографиями» для русских футуристов и для неофициального советского искусства 1960–1980‐х годов. Причём речь идёт отнюдь не только о книге художника, как её понимают сейчас, и будет, с другой стороны, очень ошибочно видеть в домашних листках исключительно вынужденное существование искусства в условиях цензуры, как вчера, или денежной нищеты, как сегодня. Здесь следует обратиться к прошедшим несколько лет тому назад в Москве и в Петербурге выставкам группы Флюксус, где можно было увидеть множество таких «самоделок», которые за полвека стали настоящей разновидностью искусства участников этого последнего великого объединения европейских и американских авангардистов XX столетия.

Художник, характерный именно для XX века, – это человек, занятый изобретением своего собственного искусства; даже когда он заново открывает старое, он придаёт ему самобытный вкус, и нет особого парадокса в том, что субтильный интимный вид его произведения лучше распространяет на публику некий престиж, связанный с жизнью искусства, чем более традиционные и как-то скомпрометировавшие себя формы художественного или литературного дела. Классический пример, когда современное искусство не находит себя в таких формах, представляют собой знаменитые тома «Поездок за город» группы «Коллективные действия». Стандартная книга, в которую их собрало издательство, не могла передать читателю всего смысла, который был очевиден в их рукотворном виде. При сегодняшней полиграфии такая утрата не была обязательной, но другое дело, что традиционный вид печатного текста или станковой работы представляет собой некий общественный договор, обойдённый развитием современного искусства. В этом смысле не только «Читальный зал», но и целый ряд выставок в галерее Navicula Artis после её переезда посвящается (если поиграть словами) изучению того, как работать на новом месте: например, выставки Ивана Оласюка или Андрея Хлобыстина. В статье к «Читальному залу» Глеб Ершов справедливо заметил, что собрание Юрия Александрова имеет характер его собственного произведения или, выражусь скромнее, проекта. Пока трудно решить, является ли этот трогательный букет человеческих документов проектом для сладостных эрмитажей свободных художеств – или это проект памятника жертвам русской печати.

<Март 1999

>

Вадим Воинов. «Провокатор культуры»

Из шести работ, которыми Вадим Воинов 2 июня – в ознаменование пушкинских дней – украсил стены коридора дирекции Эрмитажа, не все производили впечатление равноценных. Это можно объяснить противоречием между необходимостью создать продуманную «серию» и тем, что в занятиях коллажем и найденными предметами руководящая роль всё-таки остаётся за случаем. В работах, связанных с использованием образа Пушкина в русской вещи, такой элемент «чёрного юмора» тем более очевиден и становится упражнением в жанре, который создатель сюрреалистического коллажа Макс Эрнст однажды назвал банальностью. Каждая такая работа, как работы серии «Провокатор культуры», представляет собой ребус из случайного набора вещей, в котором художник ищет совпадение с оговорками и двусмысленностями так называемого коллективного бессознательного. Правда, покровитель этого совсем не простого искусства – не Пушкин, конечно же, а поручик Ржевский. Произведением, достойным одного из невысказанных перлов великого поручика, безусловно, следует считать композицию, состоящую из томной поэтической музы с юбилейного пушкинского плаката столетней давности, которая венчает собою прибор из музыкальной тарелки и старинного колеса от рулетки. Эта работа фигурирует на одной из открыток набора, выпущенного к выставке в Эрмитаже. К сожалению, в этом наборе открыток не нашлось места для не менее удачной композиции, где, кроме штамповки с изображением Пушкина, были использованы красноармейские книжки и пачка от старых папирос: на выставке эта работа имела, пожалуй, именно тот эфемерный и лирический вид, который показывает особую задушевность искусства коллажа. Можно ещё пожалеть, что даже очень хорошее фотовоспроизведение не совсем передаёт существенный, как доказывалось выше, для работ Воинова момент каламбура и безотчётной шутки, юмор которой намного глубже, чем внешние сюжеты его «живых натюрмортов».

<Июнь 1999

>

Заметки о найденных предметах