Показания Шерон Стоун

И Зубок безумно хохочет, откинувшись на спинку сиденья.

Похоже старик в самом деле начинает сдавать по части психического здоровья. Уж больно его хохот напоминает всхлипы кикиморы…

Про вдову-убийцу больше ничего не скажу, ибо не знаю где нынче она и чем занимается…

А вот с Вонялой и Амфетамином мы в небесных долинах обошлись адекватно. Мы повстречались с безутешной задницей Амфитамина, которую при взрыве, как вы знаете, унесло к ебеням. Наткнулись мы также на безглавый труп Вонялы.

Нынче и то, и другое болталось в безвременье, когда мы вечерней зарей проплывали с Мариной в лазурной гондоле и она задумчиво трогала свои волосы золотым гребнем, расчесывая.

– Кто эти люди? – спросил я. – Чем они были и чем они станут ныне?

Она безразлично пожала плечами:

– Наверно камнями они были. И камнями должны стать…

Ну что ж…

Я тронул магическим лазурным веслом задницу Амфтамина. Она смешно кувыркнулась и в следующее мгновение энергия реинкарнации пронзила ее. Она вспыхнула и обуглилась; набрала тяжесть и полетела вниз на землю совершенно каменная; она упала где-то в земном лесу, – кажется, мы как раз проплывали над кировской тайгой.

То же самое произошло и с обезглавленным телом Вонялы. Возможно артефакты упали недалеко друг от друга как неразлучные друзья, Для любопытных сообщу, что в мире реинкарнации тоже практикуется дружба – в данном случае серых камней.

Стол накрыт в бане в загородных владениях Темика. Темик и Семик поют… Собственно, остались они вдвоем, поредели ряды старых верных друзей, поредели…

«Черный ворон, ты не вейся…»

И по-прежнему задушевная песня полна глубокого переживания.

У Темика давит в груди:

– Анатолий мерещится… мерещится и все тут. Девок, что ли, вызвать? Все веселее.

Семик тоже невесел, потух он как-то в эти дни:

– Да ну, надоели… Сколько лет вместе? И тут такое… Ладно, давай за Вонялкина… Земля ему пухом…

– Хотя, между нами, говно был человек.

– Точно, Тема… Гнилой был…

– Ну тогда не будем за него пить, а просто отольем…

– За него? А че, остроумно.

– За него. Отлить-то не жалко.

Из туалета – в бассейн. Чистые звуки: плюх… плюх…

Потом привычный женский смех:

– Мальчики! Девочки прибыли…

И только Петру Иванычу некогда грустить. Жизнь Зубка по-прежнему полна забот-хлопот.

Жигуленок въезжает в богатые ворота. Петр Иваныч выходит из машины с потертым портфельчиком, направляется в дом.

В холле на старичка набрасывается юродивый Малайка в тюбетейке. Приплясывает вокруг, сокровенно заглядывает в глаза, чего-то бормоча, всхлипывая:

– За Тамарочку плачу… За Тамарочку… Как-кап слезки…

Снимает тюбетейку, чтобы денег дали.

– Тамарочку убрали, теперь и Сергеича туда же… И правильно. Тамарочка заждалась… Сказала, иди, Малайка, денег мне немножко принеси, чем потчевать буду Сергеича, когда придет?

– Тише ты, чумной! – Зубок сует купюру. – Чего трындишь не ко времени!

Малайка затихает и отходит к большому аквариуму.

Хвастается:

– Здравствуйте, рыбки! Вот у Малайки денежка!

В личном кабинете на втором этаже выходит такой разговор у Темика с Зубком.

– Ты, Иваныч, сам подумай. Если я Семика не закажу, значит он закажет меня. Нашла коса на камень – тоже ведь жениться хочет.

Зубок не одобряет замыслов Семика:

– Красавчик выискался. А я скажу так – не вырос он женилкой. Ну что ж, будет сделано.

Старик сгребает деньги, вздыхает и бурчит:

– Все деньги, деньги, Тимоня… А счастье где?

– Вот Семика отправим туда – и будет нам счастье.

Смеется:

– Один я у Мариночки жених останусь. Попируем на моей свадьбе, костюм готовь, Петр Иванович… Цацки свои берлинские надраивай – за Победу тоже выпьем!

Зубок задумчиво опрокидывает стопку.

– Нет, земное это все… Да и не люблю я коллективное счастье. Люблю я волчье счастье. Ты знаешь, сколько я людишек положил всяко разно за всю свою жизнь?

Темик полон почтения:

– Догадываюсь, Петр Иванович.

– 22 человека только в мирное время. Мемуары пора писать. Семик двадцать третьим будет. И знаешь, есть в этом что-то такое, есть…

Он тихонько начинает проваливаться в дрему.

– Умный я. Достоевского я много читал, Бердяева, Соловьева…

– По науке, значит, все?

Зубок бормочет:

– А как же. По науке… Человек ведь темное существо… Тебе и не понять…

Он в полусне вытаскивает нижнюю челюсть, и пошарив рукой (где стакан?), кладет рядом.

– Я ж мелкий бес… Люблю я это дело, бесовать-то… чик-чик…

– Страшный ты Петр Иванович, ну страшный человек.

– А то… – бормочет сам себе Зубок. – Я ж судеб властитель… А вы думаете, что? – Сонно жестикулирует. – Живет себе хрыч невзрачный… таракашка бессловесный… Общак наш просто держит… А нет!

Ну вот и захрапел, а язык все равно шевелится:

– Жил человечек Семик – и нет Семочки. Жил Тимоня – и нет Тимони. А все почему?

Темик напрягся от нехорошего предчувствия.

– А потому что Петр Иваныч помог… Бескорыстно помог, ему-то уже ничего не надо. Это и есть счастье мое: властителем быть…

Темик бормочет, выпивая:

– Бля, старый не в своем уме… К психиатру бы его…

Зубок наконец вовсе провалился в сон.

– И все думаю: где двадцать четвертый трупик взять… А там и двадцать пятый – юбилей!