Показания Шерон Стоун

Она остановилась у трона, надела на шею металлический ошейник, на запястья – браслеты-держатели. У ее ног валяется второй комплект.

– Ну-ка, Роман…

Режиссер надевает комплект.

– Вот такая игра – связанные одной цепью…

Она пристегивает соединяющую цепь, садится в кресло.

– Встаньте на колени, Роман…

Трегубова задумчиво берет в руки цепи.

– Вы не думаете что цепи в этой игре все-таки лишние? Не слишком ли театрально это все?

– Цепи визуализируют мысль: убийца и жертва в этой смертельной игре уже связаны навсегда. Клеопатра и юноша не могут поменять свое решение.

Трегубова подтягивает цепь, которая на шее режиссера.

«Я не боюсь заглянуть по ту сторону Добра и Зла. А почему я должна бояться, собственно?»

– Она слишком короткая, надо сделать длиннее.

«Да, я не добрая… Но и не злая… Я – никакая. Но ведь и ветер никакой. Ни злой, ни добрый. Он просто летает и все. И все-таки: зачем мне все это надо? Не знаю. Так получилось. Я – больная?»

Когда-то она хорошо владела пистолетом, потом забросила, теперь надо бы наверстать упущенное…

…В машине с ней – пара дюжих ребят, телохранители. Во второй машине – охрана. Машины выруливают из ворот ее дома.

«Убить – это просто. Ведь это всего лишь реинкарнация… Или я не права?»

Рассеянно она прислушивается к разговору телохранителя с охраной.

– Серж, потесни Тойоту… Вот эту 188 РК…

Трегубова тупо смотрит в затылок первого телохранителя. Потом пальцем целится в этот череп и нажимает воображаемый курок. Встречает в зеркале понимающую (или непонимающую, но почтительную в любом случае) улыбку второго парня.

Трегубова улыбнулась в ответ:

– Давно не стреляла… Пальцы скучают…

Узкое длинное помещение тира, прохладно.

Инструктор – за монитором, в руках у Марины лазерный пистолет.

Марина делает очередную серию выстрелов. Инструктор поднимается:

– Прошу за монитор, Марина Сергеевна… Так, где у нас статистика… Есть шероховатости, есть…

Сколько осталось Чепелю до смерти? Минут пять-семь?

«Самец, он, конечно, самец…» – думает Трегубова.

С распахнутых губ Чепеля, которые обжигают частым горячим дыханием ее ухо, натекло много горячей животной слюны, но Марина пытается не обращать внимания.

«Не забыть ввести деталь… Чепель – маленький сексуальный зверек. Следователь Чепель хочет быть героем, но у него, к сожалению, все время эрегирован член…И это создает определенные неудобства…»

Марина улыбнулась удачной находке.

«Однако он долбит, как сумасшедший… Интересно, есть у него какая-нибудь девушка для сексуальных упражнений?»

– Тебе не говорила мама, Чепель?

– Что?

– Что ты не должен затеряться в огромном и опасном мире женщин, мой мальчик… Мой маленький сексуальный зверек…

– А что в них опасного?

– Они громко писают. Ты знаешь это? Они писают как кобылицы. Ты слышал, как писают кобылицы?

– Мужчины тоже громко.

– Не имеет никакого значения, как писают мужчины, Чепель. А вот как писают женщины, имеет.

– Никогда не думал.

– Нам снова надо отдохнуть… Заодно ты послушаешь, как громко писают кобылицы… Ну и… Тебе еще надо немножко пожить, Чепель…

Она довольно грубо отстраняет его от себя и они, позвякивая цепями, отправляются в туалет – «скованные одной цепью». Чепель остается за неплотно прикрытой дверью.

– Этого еще не видел никто, Виктор. И не слышал. Только ты. Я тебе доверила перед смертью звуки испражняющихся кобылиц.

Девять дней Бормана отметили как положено, в кругу родственников. Марина Трегубова сидела-молчала, выпила полстакана воды…

Ну, а назавтра мужики ближе к вечеру все съехались к Кадровику, чтобы проводить в последний путь товарища куда душевнее.

Правда, предбанник у него маловат, но как-то все свыклись уже.

Стол завален пищей, много водки. Перед прощанием, заглядывают «девочки»:

– Мальчики, пока-пока!

Друзья сидят полукругом, положив руки на плечи друг друга, поют… Мужское братство, довольно стройный хор, по крайней мере, душевный точно.

Черный ворон,
Ты не вейся
Над моею головой…

Прервались, вразнобой долдонят:

– Ну ладно, давай за товарища Бормана!

После стопки Кадровик мечтательно произносит:

– Да, круто я взлетел. ФСБ теперь у меня в правом кармане, сам Трегубов – в левом… Бля буду, жизнь удалась!

– Ну, как было, расскажи… – в который раз любопытствует Амфитамин.

Воняло, понятно, дешево завидует (он такой всегда – горбатого только могила исправит):

– Перспективы, сцуко! Как в сказке! Нефтянку подгребешь, судостроение…

– Так, когда это было? Борман еще дней пять был как жив… – ударяется в незатейливые воспоминания Кадровик. – Она бестия, настоящая бестия – Мариночка Сергеевна! Посадила меня за компьютер и сказала: Алексей, ты должен почитать вот это место из моего нового романа.

– Писательница!

– Ну, я читаю… – Он понижает голос. – У нее там написано, значит… Ребята в Кремле хотят опереться на надежного человека в бизнес-кругах. Мол, заварушка предстоит крупная. Очень крупная. И для этого одной красотке надо выйти замуж за крупного солидного человека… Из наших, значит, кругов.

Семик не понял:

– А Бормана куда?

Амфитамин наполняется желчью:

– Он ведь женился на ней – и здороваться перестал.