Показания Шерон Стоун

– Я-то все понимаю, Виктор. Но как та собака – сказать не могу. И тебе советую в этот вопрос не особо углубляться. Короче, работай – и не задавай лишних вопросов, без тебя разберутся. И без меня.

В доме Вонялы нынче неспокойно. Судя по красному, обескураженному лицу его супруги Людмилы Алексеевны, здесь идет серьезный разговор.

Людмила Алексеевна наконец выпроваживает внука:

– Ну-ка, Кирюша, иди, потыкай в приставочку…

Воняло настойчиво повторяет:

– Да, Люся – развестись. Дело того требует.

Людмила Алексеевна опускается на стул.

– Какое дело, Анатолий?

– Ну, такое… – темнит Воняло. – А потом снова сойдемся.

Супруга потерянно разводит руками:

– Вот это все долгие годы наживали… По копейке наскребали…

– Да ладно уж, по копейке. Как у Христа за пазухой всю жизнь каталась.

– Теперь пришло время другой пожить за пазухой, значит…

Воняло отмахивается:

– Да ну! У нее этого добра у самой знаешь сколько!

– А тогда чего?

– Политический момент требует. Разведемся – не обижу тебя. Тихо-мирно, по-быстрому. Заупрямишься – ты меня знаешь. Ты знаешь, сколько я народу похоронил.

Ужас сковывает Людмилу Алексеевну.

– И ты… Ты… Ты и меня можешь? И как ты мог такое даже произнести?

– Люся, ты меня знаешь.

– Она красивая? Молодая?

– Да.

Супругу прорвало, она навзрыд:

– Вот значит как вышло, Геннадий…

– Не дури. Не склеится – снова поженимся. Я ж тебя люблю.

Нет, не всегда унижен Виктор Чепель, как можно было подумать. Нынче к нему откуда-то пришла ирония.

«Она сказала, что я – загнанный в угол сексуальный зверек для личного пользования. Посмотрим, как ты попоешь, сучка, когда ты реально столкнешься с этим зверьком… зверищей… зверем…»

– Вернемся к первому мужу, Марина Сергеевна. Вы хорошо его знали? Вы замечали некоторые странности… Что Вы, вообще, в знаете о нем?

– А что я должна знать о нем? Я знаю, что у него голубые глаза… были в детстве, кажется… Перед смертью они стали чайного цвета.

– Чайного? Вы в романе наверно напишите, что он перед смертью пил много чая?

– Не замечала.

– Негусто… Что еще?

– Знаю, что у него очень маленький член…

Чепель усмехается:

– Этого недостаточно для следствия.

– Я не виновата, что его маленького члена недостаточно для следствия. Если б я знала, что этот штрих важен, я бы заставила его нарастить с помощью вакуумной помпы.

Она записывает этот удачный каламбур в блокнот, потом с интересом вскидывает глаза:

– У вас наверно достаточный?

Чепель закипает – как-то внезапно, в один момент (и куда делась ирония):

– Да! Достаточный!

– Вы уверены в этом? Вы не льстите себе?

– Какое это имеет отношение…

– Имеет. Я должна написать, что у Вас член был больше, чем у покойника, хотя покойник был прекрасным человеком, прекрасно играл в любительском театре.

– И что?

– И вы от этого получили в душе удовлетворение.

– Я – удовлетворение?

– Да. Все мужчины получают удовлетворение, когда видят несколько меньший член другого мужчины в бане.

– Кто Вам сказал?

– Фрейд.

– Я никогда не был в бане с другими мужчинами.

– А что Вам мешало? Тайный страх?

– Не знаю.

– Но вы могли там оказаться и получить удовлетворение. Это не трудно представить.

– Ну, хорошо! Я оказался там и получил удовлетворение. – Из Чепеля сарказм хлещет через край. – Как всякий латентный гомосексуалист. Кто это сказал?

– Фрейд, конечно.

Между тем вдруг наступил неожиданный просвет в этом дурацком абсурдном деле. Понятно, что ликованию не было предела!

Иван Макарович стоит навытяжку с телефонной трубкой в руке. Звонок из о-о-о-очень высоких инстанций.

Кузнецов вдохновенно, с замиранием отвечает:

– Есть! Так точно! Немедленно!

Кладет трубку, трижды ее поцеловав, на цыпочках выходит в коридор.

Толкает первую попавшуюся дверь. Это кабинет Жуликова.

Жуликов оформляет протоколы допросов. На стене – портрет Председателя Правительства.

Кузнецов аж приплясывает от счастья.

– В Генпрокуратуру дело забирают, так-то вот! – Крестится. – Отвели чуму! Понеслась изба по кочкам!

Снова крестится на портрет Председателя, но вдруг становится строг.

– Жмуриков, это что?

– С Президентом хочу быть, Иван Макарович, как всякий гражданин…

– Гражданин? С Президентом хочешь быть? Во-первых, это не Президент, а Председатель…

– Дык поху! Одна байда.

Кузнецов берет со стола папку – и ахнул этого негодяя Жуликова по голове!

– Во-вторых – а он с тобой хочет быть?

Жуликов потирает тупой шарабан:

– Да я ж просто…

– Думай, что говоришь! Чтобы ответил мне на вопрос: а Президент хочет с тобой быть? Завтра с утреца коротенько доложишь.

Жуликов вяло еськает и снимает портрет Председателя, вешает портрет Кузнецова.

Кузнецов одобрил:

– Правильно. Не дорос еще.

Уходит, бормоча:

– С Президентом он хочет быть… Я может тоже хочу. Но всегда подумаю: а он хочет? Он-то хочет со мной быть?

Возвращается в кабинет, мурлыча:

– В Генпрокуратуру… В Туратутуру – страшную дуру … Вон как в рифму пошло!

Светочка интересуется:

– Кундеева звать?

– Зови!

Кундеев подтягивается незамедлительно.