– На самом деле я никогда об этом не говорю. Но после того, как кое с чем ты уже сталкивался… – Образы, которые молниеносно разворачиваются у меня в подсознании, вынуждают меня опустить вилку. – Я уже рассказывала тебе, что моя мама ожидает лишь совершенства. Как от себя самой, так и от остальных. Вот только я, к сожалению, была далеко не идеальным ребенком. – Почему я сейчас виновато улыбаюсь, я и сама не знаю. Глубоко укоренившиеся привычки, полагаю. – Она ненавидела, когда я не доделывала вовремя домашнюю работу, а занималась чем-то бесполезным, например, фантазировала о чем-нибудь. Что частенько случалось. Я постоянно старалась концентрироваться лучше, но… истории у меня в голове были чаще всего увлекательнее, чем происходящее вокруг. – Опускаю взгляд в тарелку и гоняю еду из стороны в сторону. Потом вообще откладываю приборы в сторону и продолжаю рассказ. – Однажды маме надоело. Начиналось все вполне безобидно. Мы были в отпуске, отдыхали в загородном домике в Испании. Разумеется, мама привезла с собой кучу работы, понятия не имею, зачем она вообще брала отпуск. По-видимому, так было положено. Для меня она взяла домашние задания. Задачки по математика, грамматические упражнения и так далее. Но у меня… не было желания.
Какая-то часть меня от этих воспоминаний хочет забиться в угол, и я избегаю смотреть Кьеру в глаза.
– Я сидела на балконе, передо мной – раскрытые тетради, а я разглядывала каких-то насекомых. Было тепло, светило солнышко, мы весь день провели на море, и я обещала маме разобраться с этими заданиями вечером, но я… их не сделала. – Голос у меня незаметно ослабел, и я выпрямляюсь. – Мама пришла в бешенство. И я тоже. В смысле, у меня были каникулы, я не хотела корпеть над этой школьной ерундой… Я пару раз огрызнулась, а ей в голову не пришло ничего лучше, чем схватить меня за руку и отволочь вниз по ступенькам в подвал. – В этом месте мне приходится замолчать, чтобы выпить вина: два больших глотка вина, после них бокал пуст. – Сперва мне было просто обидно. Потом мне стало холодно. А когда снаружи стемнело, и свет перестал просачиваться сквозь щели в деревянной двери, мне стало страшно. Не знаю, почему она продержала меня там внизу так долго. Быть может, хотела, чтобы до меня по-настоящему дошло. А может быть, она просто про меня забыла, уснула или кто ее знает, что еще. Но когда дверь, в конце концов, снова открылась, уже занимался рассвет. Там… – я тяжело сглотнула, – …там были крысы. Если долго лежать, свернувшись калачиком, на полу, рано или поздно они объявятся. – Вплоть до сегодняшнего дня во мне просыпается отвращение к этим тварям, стоит мне лишь вспомнить, какие звуки издавали их когти на твердой земле. Как они сновали туда-сюда. Как я прекратила плакать, потому что испугалась, что эти звуки только их приманят. – Думаю, мама об этом не знала, – ничего не выражающим тоном добавляю я и вдавливаю ладони в стол, чтобы перенестись обратно в реальность.
У Кьера такой шокированный вид, что я пробую улыбнуться.
– Вероятно, она даже раскаялась. Во всяком случае, в дальнейшем она больше не вытворяла ничего, что могло бы сравниться с этим. Однако… – Мне просто хочется поскорее положить конец этой злополучной истории. Ведь опять ворошить прошлое… это ни к чему не приведет. – …через несколько месяцев начались панические атаки, как только становилось темно. И чем темнее, тем хуже.
Ну вот и все. Вот и вся история. Я демонстративно возвращаюсь к своему ужину, в то время как Кьер неподвижно сидит перед своим стейком, к которому даже не притронулся. Прожевав пару кусочков, оглядываюсь в поисках Сиенны. Мне бы еще один бокал вина. Тянет выпить побольше алкоголя.
– Вау. – Потрясение Кьера отчетливо слышно. – Я… твоя мать… она монстр.
Я смеюсь не своим голосом.
– Она не настолько ужасна. Это был всего-навсего срыв. И это было давно.
– Но оно до сих пор тебя преследует. – Кьер непонимающе качает головой и с хмурым выражением лица начинает кромсать мясо. – После такого нужно было, как минимум, предпринять что-то против твоей фобии. Твоей матери нужно было это сделать.
– Могу предположить, что она просто надеялась, что оно пройдет само по себе. Все на это надеялись, и я в том числе. Да и с течением времени состояние улучшилось.
Это вранье. Не изменилось, в общем и целом, ничего. Я опять выгибаю шею, выискивая Сиенну, наконец обнаруживаю ее у другого столика и выдаю оптимистичную улыбку в сочетании с легким взмахом руки. Когда она принимает мой заказ и снова уходит, я с вымученным намеком на улыбку вновь поворачиваюсь к Кьеру.
– А тебя что превращает во фрика? Какие у тебя страхи?
– Ты из-за этого считаешь себя фриком?
– Ну. – Я на миг приподнимаю плечи. – Я несколько грубовато выразилась, но, по сути, да. Мой дедушка всегда говорил что-то в этом роде. «Жизнь делает нас странными, но особенными».
Кьер кивает, и выражение его лица немножко расслабляется.
– Твою маму я не выношу, но, кажется, твой дед мне нравится.