Покемоны и иконы

«Дело наше будет похоже на батл «верю – не верю». Есть инсайт: следователь допрашивает верующих, оскорблённых твоими роликами. Где их отыскали, неясно, и с чего вдруг они твое бесноватое видео смотрели, тоже непонятно. Поэтому помимо экспертов нам тоже потребуются свидетели. Причем они не могут быть твоими знакомыми или родственниками. Это должны быть совсем посторонние люди. Вопрос: где их взять?»

Адвокат вскрыл пакет с сушками, который принёс, и расхаживал от окна к двери, откусывая сушку всякий раз, подходя к окну.

«Можно попробовать привлечь сочувствующих через СМИ, в ВКонтакте опубликовать обращение, например», – предложил я.

«ВКонтакте ты уже наопубликовывал обращений, – скривился Алексей. – Может, нам сделать что-то типа открытой линии? Пусть ссылки на неё будут во всех соцсетях, там мы будем публиковать «новости с полей», люди высказаться будут, и всё такое, там мы и найдём тех, кто твое видео смотрел и нисколько не оскорбился».

«Да, можно ещё донаты собирать», – добавил список я.

«Самым щедрым донатом будет голос в твою поддержку. Мы тебя из простого хулигана должны превратить в мученика. Как ты себе представляешь, если бы Иисус за свои проповеди деньги брал?» – жестко осек меня адвокат.

«Кесарево кесарю, божье – богу?» – с надеждой на одобрение спросил я.

«О! – с наигранным удивлением посмотрел на меня Алексей. – Да ты, я смотрю, умнеешь. Если ещё бороду отпустишь и покаешься, то тебе либо грехи отпустят, либо все обвинения снимут – знать только, кому каяться».

Борода у меня ещё росла редкая, как верблюжья колючка в пустыне, а каяться было не за что. Да и перед кем? Перед богом? Если его нет, а его нет, то моё покаяние растворится в пустоте. Если же он существует, а он не существует, то покаяние моё ему ни к чему. А может быть, перед церковью? Попы ждали от меня именно этого. Извинись я перед попами публично, возможно, они бы ходатайствовали о моей невиновности. И страх перед тюрьмой меня почти толкал заплатить уже кесарю его денарии, чтобы раз и навсегда покончить с этим цирком, в котором я бегал словно загнанная лошадь, пытаясь найти выход. Но и другое я понимал: никакие извинения и покаяния уже не могли мне помочь, приговор уже был отпечатан, и осталось его только огласить, чтобы потом забить меня плетью перед восхищенной публикой. И кто-то будет рукоплескать моей смелости и отваге, кто-то – сожалеть о недостаточной жестокости наказания, но, безусловно, всем им станет ясно одно: так будет с каждым, кто посмеет покуситься на неприкосновенность церкви. Церкви, сращенной с властью. Церкви, за блеском куполов которой скрыты тёмные пятна её кровавой истории. Церкви, отдалившейся от бога настолько, что упоминание в её сводах его имени само по себе уже стало богохульством.

Алексей, всякий раз покидая квартиру, оставлял меня наедине с мыслями, которые всегда норовили увести мой воспаленный мозг от возвышенного к низкому, спустить, как трусы с ягодиц, к похоти. Это напрочь очерняло мой «библейский образ мученика», которого от меня добивался адвокат. Одиночество странным образом руководит разумом. Казалось бы, мне следовало обдумывать план, где разыскать нужных свидетелей, а вместо этого в голове моей разыгралась буйная фантазия, будто Ирка случайно оказалась в этом подъезде и спускалась по лестнице как раз в тот момент, когда адвокат выходил из квартиры. Она его заметила первой и, чтобы не быть узнанной, быстро отвернулась и спустилась на лестничный пролет, где подождала, когда он вызовет лифт и уедет вниз. На причинах, побудивших её прогуливаться по лестницам, да ещё так высоко, я останавливаться не стал, в конце концов, она могла подругу навестить. Фантазии, в том смысле, что порой они могут быть совершенно сказочными, схожи со снами. Да и к чему останавливать сюжет и пытаться найти объяснение тому, что объяснению подлежать не может, ведь это всего лишь плод больного воображения? И вот уже события развивались дальше: она подошла к двери, озираясь на лифт, сначала прислушалась, а затем неуверенно нажала кнопку звонка. Динь-дон. Тишина.

Удары по ксилофону пробудили заспанный воздух квартиры, подняв пылинки, которые, сразу не разобрав что случилось, стали метаться в луче солнечного света, что пробился в расщелину между штор и уперся в пол. Ля-диез, фа-диез. Снова тишина.

Замешкавшись на несколько секунд, я прислушался: звонки стали настойчивее и даже нетерпеливее. Очередной звонок вывел меня из легкого оцепенения, я резко поднялся с дивана и, не глядя к глазок, отворил дверь. На пороге стояла Ирка, вполоборота, как будто собираясь уже уходить.

«Ты?» – не поверил я своим глазам.

«Так и будешь меня на пороге держать? – по-деловому отстранив меня, она прошла в квартиру. Ирка заглянула в комнату, зашла на кухню, открыла дверь в ванную. – А ничего ты здесь устроился».