Покемоны и иконы

Наконец, я к ней подошёл, присел на корточки, обнял за голову. Она продолжала сидеть, скрючившись, закрыв лицо ладонями. Волосы её пахли чем-то приятным и свежим. После камеры обоняние сильно притупилось и различались только плохие и хорошие запахи. Только чёрное и белое. Только злое и доброе.

«Слушай, – спросил я её, когда она немного успокоилась и перестала всхлипывать, но так же продолжала сидеть, пряча от меня лицо, – я в материалах дела справку видел: они меня ещё давно пасли, до покемонов?»

«Помнишь, я тебе говорила про киберпатруль?» – подняла она голову. Глаза её были мокрые и красные.

«Ну да», – стал припоминать я тот разговор.

«Мы только познакомились с тобой. Я твой ролик смотрела на телефоне, а он увидел. Попросил ссылку кинуть, – она то смотрела мне в глаза, то отводила взгляд. – Мы с ним в школе дружили. Ну так, несерьёзно всё было. А потом, когда тебя встретила, с ним всё сошло на нет».

«То есть это твой бывший меня фээсбэшнику сдал? – осенило меня. – Тебе в отместку?»

Ирка ничего мне не ответила, а только снова заревела, обняла меня за шею, крепко прижавшись.

«Вы видели смонтированный ролик? – спросил Ирку адвокат. – Этот ролик вызвал у вас какие-то чувства? Был ли он для вас оскорбительным? Может быть, у вас появилось после просмотра желание с кем-нибудь расправиться?»

«Да, ролик, конечно, видела. Какие чувства?» – она вдруг замолчала.

Ее глаза вмиг наполнились слезами, готовыми хлынуть водопадом. Она впервые за всё время допроса посмотрела на меня.

Разве мог я её в чем-то винить? Ей только-только исполнилось восемнадцать. Она была красива, как золотая осень. Какие глупейшие ошибки приходятся на эту славную пору! Кто из нас думает о последствиях, об ответственности, об угрызениях совести в это время? Мы легко влюбляемся, легко любим, легко расстаемся, легко забываем, легко прощаем. Даже ненавидеть у нас в эти годы получается как-то по-особенному легко, без злобы. Как же я её любил! Я любил её тогда, в кафе у огромного окна. Я любил её и там, в моей уютной съёмной берлоге, и в адвокатской квартире. Я загибался без её любви в тёмной и вонючей камере. И как же сильно, наверное, ещё сильней и безрассудней я любил её в тот момент, когда она ответила на последний вопрос и закрыла лицо ладонями:

«Мне стало страшно».

Допрос свидетелей был окончен.

36. Прокурорша