Покер лжецов

Типа Донни Грина – так называли маклеров, которые делали жизнь новичков жалкой и унизительной. Они были намеренно грубы и оскорбительны с каждым, кто еще не заработал для фирмы кучу бабок. «Люди типа Донни Грина не говорили тебе „привет“, когда ты появлялся, и не отвечали „пока“, когда ты прощался и уходил; они и присутствия твоего не замечали. Ни один новичок не рискнул бы сесть рядом с Донни Грином», – вспоминает Кронталь. Донни Грин был маклером в Salomon Brothers в эпоху варварства, когда у маклеров было больше волос на груди, чем на голове. О нем рассказывают, что как-то он остановил совсем еще неопытного молодого продавца, когда тот уже направился на выход, чтобы успеть на самолет Нью-Йорк – Чикаго. Грин сунул ему десятидолларовую бумажку со словами: «Эй, купи себе от моего имени страховку от несчастного случая». «Зачем?» – изумился продавец. «Чувствую себя в ударе», – ответил Грин.

«Никто не желал и близко оказаться с отделом закладных», – рассказывает Кронталь. Даже Раньери признает, что «решение Джеффри прийти к нам в отдел считалось чистым идиотизмом». Так почему же Кронталь сделал это? «Я прикинул и решил, что, во-первых, мне всего двадцать один, и если ничего из этой затеи не получится – не беда. Семьи у меня не было, так что вопрос стоял только о деньгах на выпивку. А во-вторых, фирма должна была верить в торговлю закладными, если поставила на это дело Леви».

Еще одной причиной, по которой Кронталь не реагировал на то, что его многочисленные начальники так много и часто орали на него, была та, что Леви не воспринимал работу клерков всерьез. «Он мне как-то сказал, что знавал только одного клерка еще более паршивого, чем я. И это был он сам». Строго говоря, клерка нечем было и загрузить. Впрочем, всем остальным тоже было нечего делать. Рынок ипотечных облигаций представлял собой финансовое подобие города призраков: ничто не шелохнется, ничто не продается. А значит, денег они не зарабатывали. Леви осознал, что для того, чтобы появились облигации, которыми можно торговать, следует заняться делом и уговорить клиентов Salomon вступить в игру. Именно ему придется раскрутить это казино, и ему же зазывать гостей. Но чтобы освободить себе руки, нужно было найти кого-то, кому можно доверить руководство торговлей. После лихорадочных поисков он нашел Марио, в котором забавнейшим образом ошибся – вряд ли в первый и заведомо не в последний раз.

«Марио пришел из Merrill Lynch и не знал буквально ничего», – рассказывает Сэмюэл Сакс, который в 1979 году работал в отделе закладных продавцом. В отличие от других маклеров, всегда одетых крайне неряшливо, Марио неизменно появлялся только в костюме-тройке, с толстой золотой цепочкой, свисавшей из карманчика для часов. Очень прилизанный. Волосок к волоску. Рассказывает Сакс: «Он наклонялся к Леви и спрашивал: „Как тебе это нравится, Лю?“ (Имея в виду рынок облигаций.) Тот отвечал: „Очень нравится!“ И Марио вторил: „Да, мне тоже очень, очень нравится“. Через пятнадцать минут он опять спрашивал: „А как тебе это сейчас нравится, Лю?“ Тот отвечал: „Совсем не нравится“. И Марио опять вторил ему: „Мне тоже совсем, совсем не нравится“». В качестве нового руководителя отдела торговли ипотечными облигациями Марио продержался девять месяцев.

Руководитель отделу торговли был все-таки нужен. Чтобы заполнить дыру, возникшую после ухода Марио, в мае 1980 года из лондонского отделения был вызван маклер, «толстоногий» Майкл Мортара. Один из его бывших коллег по Лондону вспоминает, что перед самым отъездом, уже стоя среди упакованных к отправке вещей, совершенно растерянный Мортара недоумевал – зачем его отзывают в Нью-Йорк. Сегодня Мортара утверждает, что он с самого начала знал, зачем его вызвали. Но тогда это знание никак не могло его обрадовать. После целого года без всякой прибыли отдел закладных стал посмешищем всей фирмы и выглядел обреченным на сокращение. Между малой группой необразованных итальянцев и всей остальной фирмой возникла пропасть. Отдел закладных был возмущен поведением отделов корпоративных и правительственных облигаций.

Отчасти проблема была в деньгах. Система оплаты, так же как и система распределения на работу выпускников учебных курсов, грешила элементами сильного произвола. Величина годовой премии не зависела напрямую от прибыльности, но отражала оценку служащего комитетом фирмы по оплате труда. Годовая премия устанавливалась субъективно, и наличие влиятельного приятеля было не менее важно, чем величина полученной прибыли. У отдела закладных не было ни друзей, ни прибыли. «Я не мог добиться, чтобы моим людям платили, – сетует Леви. – Их рассматривали как людей второго сорта. Мы были стадом козлищ». Но по-настоящему угнетала маклеров даже не абсолютная величина оплаты, а относительная – по сравнению с тем, что получали другие маклеры. «Возникало ощущение, что фирма делает тебе одолжение, если вообще хоть что-то платит», – рассказывает бывший маклер отдела закладных Том Кенделл.