ПОКЕР НА КОСТЯХ

   Поднимая всех пассажиров перед границей, Лариса заглянула и в третье купе, в котором ехали четверо украинцев с заработков. Автоматически предупредив о контроле, Лариса пошла к четвертому купе, потом замерла на месте и с трудом подавила желание вернуться и посмотреть снова.

   В купе были не те, которые сели в Москве. Не те. Похожи, но… Словно во сне Лариса прошла по вагону, разбудив пассажиров в последнем купе, вернулась к Виктории Егоровне.

   – Егоровна!

   – Что?

   – Ты…

   – Что случилось? – лицо напарницы побледнело.

   – Не… не знаю, – слабым голосом сказала Лариса, – может, показалось…

   – Да что тебе показалось?

   – В третьем купе. Там…

   – В третьем? Где эти, с заработков? Что там?

   – Посмотри сама, – Лариса снова села на постель, – посмотри.

   Виктория Егоровна вышла из купе и вернулась через пять минут.

   – Что? – не поворачивая к ней головы, спросила Лариса.

   – Что делать теперь? – простонала Виктория Егоровна.

   – Не те?

   – Другие. Тех я запомнила, когда они вещи затаскивали. Не те. Что ж теперь…

   Лариса тяжело вздохнула:

   – Мне сказали, если я чего в вагоне увижу, чтобы виду не подавала.

   – И мне, и мне сказали. Еще сказали, что у… убьют, если что не так, – Виктория Егоровна всхлипнула.

   – А мы ничего и не видели, – неживым голосом произнесла Лариса. – Ничегошеньки.

   – А если пограничники по документам увидят?

   – А нас это не касается. Не касается – и все тут. Мы у них паспорта не проверяли, – Лариса решительно встала с полки.

   Для нее все встало на свои места. Если тот, кто ей грозил, захочет убить, никто ее не спасет. Лучше промолчать.

   Когда прошли пограничники и таможенники, Виктория Егоровна перекрестилась и облегченно вздохнула.

   Когда поезд остановился на вокзале Города, Лариса открыла дверь вагона и вышла на платформу. Кто-то из пассажиров проходил молча, кто-то прощался. Четверка западенцев из третьего купе, прошла мимо проводницы, не прощаясь.

   Лариса посмотрела им вдогонку и тихонько, одними губами, прошептала: «И не было ничего».

   28 октября 1999 года, четверг, 12-00 по Москве, Белгородская область.

   – Я не розумию российскои мовы, – в третий раз произнес Олесь Романчук.

   И в третий раз человек, сидевший за столом напротив него скептически улыбнулся.

   – И ще я вымагаю выклыкаты украинського консула, – сказал Романчук.

   – Извини, брат, я не понимаю по-украински, – с сожалением сказал человек, сидящий за письменным столом.

   Его лица Романчук все никак не мог разглядеть из-за света настольной лампы, бившего в глаза.

   – Я!.. – снова начал Романчук.

   – Ты. Именно ты и твои приятели были задержаны на территории России за участие в незаконных вооруженных формированиях. И чем скорее ты поймешь, что не в твоих интересах разыгрывать из себя недоумка…

   – Я не розумию российскои мовы.

   – И полгода в Надыме ты общался только по-украински? Так?

   Романчук промолчал.

   – Странные вы хлопцы. Поперлись воевать в чужое государство, за людей, которых, по логике, должны не особенно любить… А когда вас подставили, а вас таки подставили, вы разыгрываете из себя комсомольцев на допросе. Смысл?

   – Я не…

   – Знаю, ты не говоришь и не понимаешь русского языка. Тем хуже для тебя. Ты подумай лучше, борец за идею, почему я с тобой уже почти час беседую мягко и ненавязчиво, хотя мог бы применить, скажем, спецметоды. Почему?

   Романчук промолчал.

   – А потому, что я дожидаюсь поступления некоей информации. И вот после этого…

   – Мэнэ будуть шукаты.

   – Искать? Тебя? Ничего подобного. Здесь, в России, тебя никто искать не будет, потому что ты и три твоих приятеля, благополучно прошли пограничную проверку и высадились в Городе…

   Человека прервал телефонный звонок.

   – Да? Все точно? Без проблем? Лады, переходим к основной стадии.

   Телефонная трубка легла на аппарат.

   – Такие вот дела, пан Романчук. Оказывается, что в Городе ваша четверка посетила кафе, там произошла стычка. Все вы четверо задержаны как свидетели и с вас сняты свидетельские показания. Теперь уже совершенно точно вы находитесь в Украине, и если с вами там что-нибудь случится, в России искать не будут. Может, избежим излишних… э-э… неприятностей?

   – Я не розумию по российськи.

   – Жаль. У меня просто нет выбора. И я тебе скажу честно, то, что я с тобой разговариваю, уже есть большая ошибка. С такими, как ты нельзя говорить, как с людьми. Таких как ты нужно уничтожать.

   – Я не розумию…

   – Не получится, – сказал человек за столом. – И поймешь, и заговоришь.

   Романчук продержался полтора часа. Потом заговорил. Как, впрочем, и остальные члены его группы. Выбора у них не было.

28 октября 1999 года, четверг, 12-00 по Киеву, Город.

   Человек сам кузнец своего счастья. И чтобы этого самого счастья добиться, не нужно зарабатывать миллион или лезть на вершину горы. Достаточно просто подойти к книжному стеллажу, наклониться и отключить телефон.

   Я понимаю, что такая моя нелюбовь к телефонам похожа на прогрессирующую шизофрению, но ничего не могу с собой поделать. Это превращается просто в муку, когда в любой момент ты можешь услышать неприятную новость, или голос человека, которого ты никогда не собирался слушать.