Я молчу. Он укладывает Софи в кровать и закутывает ее в одеяло. Потом закрывает дверь в крохотную спальню и кладет руки мне на плечи.
— Ты в порядке?
Я хочу рассказать ему о резервации хопи, где земля у тебя под ногами готова в любой момент рассыпаться. Хочу рассказать о том, что совы умеют предсказывать будущее. Хочу рассказать, что чувствуешь, когда с высоты в двадцать этажей летит человек, а на небе тучи складываются в его силуэт.
Я хочу извиниться.
Но вместо этого я только безутешно рыдаю. Эрик опускается на корточки и обнимает меня.
— Ди, — просит он чуть позже, — ты можешь пообещать мне одну вещь?
Я отстраняюсь, решив, что он, как и Софи, видел нас в машине.
— Какую?
Он сглатывает ком в горле.
— Что я не стану таким, как твоя мать.
Сердце у меня сжимается.
— Эрик, ты больше не будешь пить.
— Я не о выпивке, — говорит он. — Я просто боюсь потерять тебя, как потеряла она.
Эрик целует меня с такой нежностью, что я теряю последние крохи самообладания. Я целую его в надежде обрести веру, сравнимую по глубине. Я отвечаю на его поцелуй, хотя по-прежнему ощущаю вкус Фица — как конфету, украденную и спрятанную за щекой. Никогда бы не подумала, что в этот момент мне может быть сладко.
VII
«Я это сделал», — говорит моя память.
«Я не мог этого сделать», — говорит моя гордость и остается непреклонной.
В конце концов память уступает.
ЭНДРЮ
— Выпей. — Компактный протягивает мне флакон шампуня.
Я смотрю на него как на умалишенного.
— Ни за что. Меня же стошнит.
— Конечно, дурень. Всем интересно, куда подевалась та пуля. Не будешь же ты ждать, пока она выйдет с другого конца.
После побоища на спортплощадке Стикса с дротиком в глазу отправили в больницу на офтальмологическую операцию. Его на какое-то время поместят в изолятор за нарушение дисциплины, но рано или поздно он снова будет здесь и мы непременно вернемся к нашим баранам.
Я беру у Компактного флакон и выпиваю половину. Секунду спустя я уже корчусь над унитазом, обхватив живот руками.
— Да нет же, так она попадет в канализацию!
Компактный хватает меня за плечи и разворачивает так, чтобы я блевал в мойку из нержавейки. Пуля звякает о слив.
— Вот так-то, — ухмыляется Компактный и достает из-под койки чистое полотенце.
Обернувшись, я замечаю за решеткой нашей камеры Фетча. Этот долговязый, во всех отношениях неприятный паренек с нацистскими татуировками на бицепсах выслуживается перед Стиксом. Он глаз с нас не спускает.
— Эй, сопляк! — кричит ему Компактный. — Если хочешь скрысятничать Стиксу, передай ему вот что. — И он целится в Фетча пальцем. — Пиф-паф.
В тюрьме приток тяжелых наркотиков контролируют белые, в нашем блоке — конкретно Стикс. Компактный со своим самогоном по сравнению с ним — мелкий деляга. Наркотики проносят с улицы. Сначала их предлагают членам Арийского братства в отсеке повышенной безопасности, потом — белым на общем режиме, а потом уже — всем прочим расам. Деньги передают знакомые на воле: любое массивное перемещение финансов на тюремных счетах сразу же вызовет подозрение.
Стикс, теперь вынужденный носить повязку на глазу, только что вернулся с собрания «Анонимных алкоголиков», а именно там и заключается большинство сделок. После инцидента на спортплощадке прошло уже две недели, но в тюрьме это все равно что вчера. Он подходит к моему табурету и пинает его ногой.
— Дай пройти! — рявкает он.
— Я тебе не мешаю.
Стикс отшвыривает меня на добрых три фута.
— Дай пройти! — повторяет он.
Внезапно перед ним безжалостной стеной вырастают Компактный и Блу Лок: руки скрещены на груди, темные мускулы напряжены. Поняв, что численный перевес не на его стороне, Стикс сдает позиции.
Мы с Компактным вместе поднимаемся по лестнице, но заговорить осмеливаемся, лишь свернув за угол.
— Что он тебе сказал? — спрашивает Компактный.
— Ничего.
Мы замираем у входа в камеру. Там все перевернуто вверх дном. Полотенца засунуты в унитаз, пищевые запасы сметены, самогон разлит по полу. Один матрас разрезан пополам, и его содержимое — желтоватый пенопласт — летает из угла в угол.
— Это все Стикс и его вонючие дружки! — заявляет Компактный. И добавляет: — Сам знаешь, что они искали.
Впервые за весь день я понимаю, что зря сомневался в Компактном, когда он не разрешил мне прятать пулю в камере, не слушал моих протестов и настоял-таки на своем. Впервые за весь день я ощущаю крошечную металлическую «ракету», спрятанную в глубине моего тела, — свечу отмщения.