Задумываюсь на мгновение, потом иду в туалет, отрываю крышку от коробки с тампонами, рву ее пополам и еще раз пополам. Сжимая в руке четыре кусочка картона, возвращаюсь к окну, жалея, что нельзя оставить свет в туалете при открытой двери: тогда бы я видела, что делаю.
Взяв кусочек картона, нахожу слабое место – там, откуда удалось вытащить гвоздь, – и проталкиваю бумагу в щель между доской и окном. Входит довольно легко, поэтому я проталкиваю еще один кусок поверх первого. Нагнувшись, прижимаюсь глазом рядом с картоном и прищуриваюсь. Ничего, ни малейшего проблеска дневного света. Вставляю еще кусочек, смотрю еще раз. И сердце замирает – я все-таки вижу тонкий лучик или это мое воображение? Беру четвертый кусок картона, складываю пополам и вставляю поверх остальных, чтобы расширить щель еще немного. Снова прищуриваюсь: да, это дневной свет, я уверена.
Ужасно волнуюсь. Знаю, что не смогу оторвать доску, с этим я уже смирилась. Но возможность своими глазами видеть, что время не стоит на месте, возможность следить за тем, как день превращается в ночь, сквозь крошечную щель, которую я проделала, – огромное достижение.
Смотрю еще раз, впитывая дневной свет. Затем, испугавшись, что тюремщик придет и увидит, что я сделала, прячу кусочки картона в шкафчик.
36
Прошлое
Услышав шум в холле внизу, я соскочила с кровати. Поспешно выбежала на лестницу и посмотрела вниз через перила. У парадной двери стоял мужчина, известный мне как Джетро Хоторп. Он был прекрасно одет – темный костюм и галстук, безупречно белая рубашка. Нед, протестующе вытянув руки, пытался не пустить его дальше.
– Что ты тут делаешь, папа?
– Что, черт возьми, это такое? – прогремел Джетро Хоторп, отталкивая его. – Как ты умудрился так облажаться с прессой? Это во всех новостях! Ты же говорил, что обвинения сняты?
– Так и есть, – подтвердил Нед.
– Но как журналисты об этом пронюхали?
– Давай поговорим в моем кабинете, хорошо?
Дождавшись, пока они скроются, я сбежала по лестнице и на цыпочках прокралась по коридору в библиотеку. Осторожно закрыв за собой дверь, тихо подошла к двойным дверям у противоположной стены.
– Это профессиональный риск, папа, – услышала я голос Неда. – Людям не нравится, когда контракты расторгают.
– Проясни-ка ситуацию. Эта женщина решила обвинить тебя в изнасиловании, чтобы отомстить? Не по какой-то другой причине?
– Именно так.
– Думаешь, пресса это проглотит?
– Почему нет? Я рассказал полиции, как было дело, и они поверили.
– Ненадолго, – мрачно отрезал Джетро Хоторп. – А вдруг она передумает и все же подаст заявление?
– Не передумает. Я заплатил ей, она вернулась на родину, во Францию. Никто не станет там ее разыскивать.
– Ты от нее откупился? – Судя по голосу, Джетро Хоторп нахмурился.
– Именно так.
– А я-то думал, ее обвинения беспочвенны.
– Так и есть! Но что еще мне оставалось делать – допустить, чтобы начался судебный процесс? Представь, как это повлияло бы на твой драгоценный Фонд.
– И все равно от обвинений в изнасиловании смердит, – огрызнулся Джетро Хоторп. – Ты видел, какую статью выпустили в «Мэйл», пока ты ездил жениться? «Нед Хоторп – Славный парень или Сексуальный маньяк?» Они это так не оставят. И что за дурацкая свадьба? Только не ври, будто женился по любви.
– Это не твое дело, папа.
– Надеюсь, тебе хватило ума заставить ее подписать брачный контракт. – Наступило молчание. – Да ты совсем спятил? – взорвался Джетро Хоторп. – Ты хоть представляешь, на какую сумму она сможет претендовать, если вы разведетесь?
– У нас есть соглашение. В случае развода она получит пятьдесят тысяч, не больше.
Я сделала шаг назад. Пятьдесят тысяч?
– Она это подписала, верно?
– Нет, но я попрошу Карра составить бумаги.
– Хочешь сказать, она это подпишет?
– Да.
– Тогда ты еще глупее, чем я думал, – фыркнул Джетро Хоторп. Послышался скрип отодвигаемого стула. – Мне пора. – Пауза. – Помни, Нед, если всплывет хоть что-то, любой пустяк, но это повредит Фонду, я публично от тебя отрекусь.
37
Настоящее
В глубоком сне я едва успеваю ощутить на своих плечах чужие руки, и вот уже мне на голову надевают капюшон, связывают за спиной кисти и выводят из комнаты. Окончательно осознаю реальность происходящего перед тем, как нужно спуститься по лестнице в подвал – тут необходимо сосредоточиться. Разве сейчас не середина ночи? Зачем меня ведут туда так поздно? Бешено бьется сердце: я вспоминаю дверь, через которую мы с Недом прошли три недели назад – ту, что вела в этот подвал с улицы. Может, туда мы и направляемся? Наружу? У похитителей лопнуло терпение? Я представляю, как меня ставят на колени, потом воображаю звук выстрела. Голова кружится. Начинаю шататься, спотыкаюсь и едва не падаю со ступенек. Но руки тюремщика держат меня крепко и в то же время бережно, и, как ни странно, это успокаивает.
Слышу звук открывающегося замка, меня вталкивают в какое-то помещение и дальше все идет как обычно: меня привязывают к стулу, снимают капюшон, закрывают повязкой глаза. Меня захлестывает волна облегчения.