Похищение чудовищ. Античность на Руси

Положительные оценки драконов появлялись на Руси только по недоразумению. Например, в алфавитном словаре XVII в. по соседству объяснялось два иностранных слова: имя Демофил — дословно «народолюбец» — и название животного Дракон — «змей». Поскольку книги переписывались от руки, в них постоянно проникали ошибки. Правда, такие ошибки редко влияли на культуру кардинально, чаще они оставались отдельными смешными неточностями. Но по таким неточностям иногда можно видеть, как отдельные читатели затрудняются понять смысл какого-либо названия, например, потому что оно совсем новое или в принципе непростое [5]. В процессе многочисленных копирований текст про змея и человеколюбца соединился, а потом снова разделился и удвоился благодаря очередному редактору. В результате на разных страницах нового словаря оказались два слова с одинаковыми определениями: «Демофил — змей-народолюбец» и «Дракон — змей-народолюбец» (видимо, слово «Дракон» теперь тоже понималось как имя собственное). Но человеколюбивым змеем все не закончилось. Еще позже в статье о Демофиле появляется пояснение: «толкуется змий народолюбец, дьявол оболгатель, понеже оболгал ко Адаму Бога» («Алфавит»). Абсолютному большинству читателей даже «испорченных» вариантов текста все-таки было ясно: если какой-то дракон и любит людей, то исключительно в гастрономическом отношении.

Несмотря на дурную репутацию, в Средневековье, а затем и в Новое время чудовища вызывали большой интерес даже у очень образованных, погруженных в книги людей. Поэтому сведения о драконах не только не обойдены вниманием, но бережно собраны и приумножены в русской культуре.

Некий царь сведе дщерь свою змею. Муравленый изразец, XVII в.

На рельефном изразце XVII в. изображено, как «некий царь» отдает свою дочь ужасному дракону. В центре картинки условный город и сам царь, стоящий в проеме врат. Справа от него несчастная царевна, обращенная к змею. Монстр запечатлен в боевой позе, вылезающим из норы или озера. Слева и на заднем плане намечены зрители душераздирающей сцены, которая, судя по многочисленным копиям, явно интересовала и забавляла реальных людей XVII–XVIII вв. В другом варианте этого изразца [39] царевна стоит в проеме, а царь изображен возле норы, словно дающим чудищу зарок, а потом и среди зрителей (то есть в одной картинке совмещаются разные моменты, что характерно для древнерусской иллюстрации). Но как бы ни переосмыслялись человеческие фигурки при копировании изразцовой формы, как бы ни стирался, превращаясь в витиеватый орнамент, текст верхней надписи, — змей всегда остается в своем убежище, над которым отдельно выписано последнее слово фразы: «ЗМЕЮ». Потому что именно змей и ужасное жертвоприношение, а не какой-то безымянный царь является смысловым центром сюжета, создает его привлекательность.

Драка с драком

На Руси уже из первых переводных книг были известны истории о попытках скормить чужеземных царевен змееподобным монстрам. Самым популярным был сюжет о спасении византийской царевны Елисафы Георгием Победоносцем («чудо о змие»). В литературных изложениях этой легенды большое внимание уделено именно дракону: он размером с гору, он выходит из озера с ужасающими звуками, он дышит огнем и испускает яд (что вообще свойственно змеям). От его свиста кони сбрасывают всадников, а его бронированная чешуя неуязвима для стрел лучников. В Средневековье одно и то же произведение могли переводить или перерабатывать несколько раз: новые редакции часто содержат интересные дополнения, или, наоборот, в них последовательно исключаются какие-то темы. И в поздней пространной редакции этой повести особенно подчеркивается, что перед нами не просто змей, а воплощение самого зла, против которого выступает доблестный и праведный герой [61]. Поэтому торжество святого над драконом с самого начала соотносится со словами Псалтири: «И на аспид и василиск наступит, и попрет лва и змия» (ср. Пс. 90:13). В этой версии змею сопутствуют и другие чудовища: «множество сотоническо», бесы, невидимо атакующие людей. У дракона китовая голова (кит, змей и крокодил часто смешиваются и заменяют друг друга в Средневековье) на длинной шее, что напоминает автору гигантское здание, чудовищное вместилище. Наконец, змей прямо называется сатаной и дьяволом, трехголовым псом, что роднит его с адским Цербером, ненасытной пастью преисподней, огненной бездной, стремящейся сожрать весь мир (сказано, что погибающие от змея люди оказываются в аду).