Похищение Данаи

Прошу прощения, что снова перебил сам себя. Подозрительно также (возвращаясь к Никите), что они с Галей оказались в этот день вместе, обеспечивая друг дружке алиби. А самым подозрительным был страх Никиты. Чтоб Саша, задушив Лену из ревности к Никите, решил заодно расправиться и с ним? Сомнительно как-то. Зато вполне возможно, что, подозревая в убийстве Никиту, он мог вынашивать план отомстить ему. Но зачем Никите было убивать Лену? Опять двадцать пять. Не исключено, что он кривляется и никакого страха перед Сашей у него нет. Мог же этот хитрован, стукнувшись о плиту, притвориться мертвым! Если у него нет индивидуальности, а человек без индивидуальности — это все равно что без тени, то, возможно, он и реальных чувств не испытывает? А как же тогда его страсть к Лене? А может, эта страсть — отраженная, а настоящая — к Саше? И его любовные домогательства — из желания досадить своему заклятому другу? Убить по принципу «Отелло — Дездемона», чтоб повесить убийство на вечного друга-врага? А если так, то мы все круто в нем ошиблись и низкорослый, тщедушный, короткошеий Никита — самая яркая личность из всех нас.

Вот именно — «если». Все это мои домыслы — не более. Допустить можно что угодно, а уж потом раскручивай сюжет себе на здоровье! Легче всего дать волю фантазии — тогда самое невероятное звучит правдоподобно. Если исходить, что кто-то из них обязательно убийца, на подозрении — каждый. Но если убийца человек со стороны, то все трое — невинны? По-честному, ни одного из них не представляю убийцей, а потому склоняюсь все-таки к теории человека со стороны. А что ничего не взяли — просто не успели: заслышав шум, Саша выскочил из ванной. Вот заодно и разгадка тайны мокрых следов, которые обнаружил врач «скорой». Сколько совершается в Питере убийств в день? Будем считать Лену одной из многочисленных жертв криминогенного беспредела. И точка.

Чувствовал, что окончательно запутался. Впервые пожалел, что нет под рукой Агаты Кристи либо, на худой конец, Сименона.

Вот же у них там обычно все на подозрении, кроме настоящего убийцы, а здесь — по крайней мере в моем представлении — в качестве убийц все мои дружки невероятны, невозможны, невообразимы. Честно говоря, ни один из них не тянет на убийцу. Легче представить убийцей самого себя, чем их.

С другой, однако, стороны, любое убийство — если только его не совершает профи, для которого смерть ремесло, — выпадает из контекста каждодневного поведения, будучи единичным, экстраординарным событием, даже если это вполне квалифицированное убийство. Помню, подростком-девственником никак не мог представить знакомых взрослых в момент соития — вправду, как все эти серьезные, деловые, скучные люди, в костюмах и платьях, превращаются по ночам в диких зверей, совершая постыдные телодвижения да еще сопровождая их нелепыми повизгиваниями?

Ну не тупик ли — недостаток или разнузданность воображения одинаково могли привести меня к ложному выводу.

Но если все-таки убийца один из них, а не человек со стороны, и мне пришлось бы выбирать среди них, я бы указал на Никиту. Причины невнятны, но страх возмездия, страх смерти — вовсе не напускной, хоть он и фигляр. Как ловко он притворился мертвым, меня пот прошиб, на какое-то мгновение был уверен, что убил его, не рассчитав своих богатырских сил. Или, наоборот, рассчитав? О чем я? Хотя если он действительно задушил беременную Лену, то заслуживает смерти. Не возражал бы, если б Саша его тюкнул. Тем более он, похоже, думает, что убийца — Никита. А коли так, то и его «Если б я только знал» должно быть понято совсем иначе. Может, он все-таки слышал, стоя под душем, крик Лены, но не вышел, назло не вышел, адреналин помешал, а так бы знай он, что беременна, то и никакого скандала б не было и, услышав ее крик, он бы выскочил и спас ее от Никиты.

А Никита только делал вид, что подозревает Сашу в убийстве, чтоб объяснить свой страх перед ним — теперь, мол, я на очереди. И ему есть чего бояться. Случись так на самом деле, все б встало на свои места, а Сашу оправдал любой суд: око за око, убийство за убийство. Даже если убийство из ревности. В любом случае в состоянии временного умопомрачения: непреднамеренное убийство. Мечты, мечты, где ваша сладость!

До меня вдруг дошло то, о чем они мне талдычили хором: время, в паре с жизненной круговертью, круто их изменило, каждый в итоге оказался кем-то другим. Кем именно, я понять не мог, но точно теперь знал, что на убийство был способен любой из них. Точнее, любой из нас. Все мы с тех пор изменились неузнаваемо. Мы — теперь уже не мы.

По-видимому, ненадолго вздремнул, хотя мне все еще казалось, что я продолжаю рассуждать об убийстве Лены, подставляя каждого из моих приятелей на место убийцы. И вдруг воочию увидел, как все произошло: искаженное ужасом лицо Лены и сомкнутые у нее на шее руки убийцы в длинном плаще — странное, бесполое, безликое существо. И дикий крик Лены, от которого я и проснулся, так и не успев развернуть к себе тайного убийцу, хоть и схватил его уже за плечо.