Похищение Эдгардо Мортары

Вскоре после получения этого письма Антонелли подготовил взвешенный ответ. Факты, о которых сообщает Ротшильд, писал кардинал, «небезызвестны мне… Я бы очень желал, в свой черед, оправдать ваше доверие, но поскольку это дело, само по себе крайне деликатное, находится вне моего служебного ведения, я не располагаю возможностью вмешаться в решение данного дела желательным для Вас образом». Далее кардинал добавлял: «Возможно, здесь уместно будет заметить, что если голос природы и силен, то не меньшей силой обладают и священные обязанности религии»[126].

Известие о похищении Эдгардо распространялось все шире по Европе и, преодолев океан, достигло США. Еврейские комитеты во всем западном мире выражали протесты и собирали средства. Всё новые иностранные правительства заявляли о своем неодобрении этого поступка. Но папа оставался тверд как скала. Для Пия IX это было делом принципа.

Тем временем Момоло и его болонские друзья, видя, что попытки вторгнуться в чуждую им область церковного права и папских прецедентов ни к чему не привели, решили испробовать совсем другое средство. Раз церковь не допускает, чтобы уже крещенного ребенка можно было вернуть родителям-иудеям, то, быть может, стоит доказать, что ребенка в действительности никто и не крестил?

Глава 10 Служанка-распутница

Всередине сентября, получив от свояков письмо с отчаянным призывом вернуться в Болонью ради спасения жены и лавки, Момоло перед отъездом написал последнее прошение к папе. В его тоне ясно чувствуется отчаяние.

Это письмо, написанное 19 сентября и адресованное напрямую папе, начинается так:

Момоло Мортара, преклоняя колена у ног Вашего Святейшества, заявляет, что с того самого дня, как у него отняли сына, он не видел ничего, кроме череды бед и невзгод. Его дела в Болонье, оставленные в беспорядке, пошли под откос ввиду его длительного отсутствия и наконец пришли в состояние полного краха. Его срочно призвали вернуться домой, и не только из-за нездоровья жены, но и из-за вышеупомянутой катастрофы, постигшей его дела. Оставляя в Риме лучшую часть себя [т. е. сына] и проливая слезы отчаяния, он осмеливается обратиться к Вашему Святейшеству с просьбой, исходящей из самой глубины его души: поскольку Вы славитесь великим милосердием, избавьте их от великого страдания еще до того, как он вернется в столицу, и возвратите людям, потерявшим все, хотя бы священную семейную радость[127].

Момоло вернулся в Болонью и, по счастью, застал жену не в столь ужасном состоянии, как опасался. Он попытался привести запущенные дела в порядок, но обнаружил, что не может по-настоящему сосредоточиться ни на чем, кроме мыслей о том, как вернуть Эдгардо. Целый ряд писем Момоло, отправленных в Рим в последние дни сентября, свидетельствует о той лихорадочной деятельности, которую развили он и его группа поддержки среди евреев, желая как можно скорее добиться освобождения мальчика.

В письме к Скаццоккьо от 27 сентября Момоло рассказывал о том, что изо всех сил собирает показания и свидетельства, которые необходимо раздобыть, чтобы его слова обрели вес. Узнав, к своему огорчению, о том, что Скаццоккьо не позволяют видеться с Эдгардо в отсутствие отца, Момоло вложил в конверт просьбу, адресованную кардиналу Антонелли, где просил государственного секретаря о вмешательстве, так как желал бы впредь получать известия о сыне.

Во втором письме, написанном в тот же день, Момоло докладывал Скаццоккьо, что вскоре пришлет ему документы, которые представят Анну Моризи в совершенно новом свете. Еще Момоло сообщил об очередном тревожном известии: он получил письмо от одного еврея из Ливорно, который передал ему свой разговор с неким другом из Рима (примерно так и работала обширная еврейская сеть связей в Италии). Таким путем, писал Момоло, стало известно о «новом обряде крещения, который только что сотворили с моим любимым Эдгардо». Он побуждал Скаццоккьо выяснить, правдиво ли такое известие, и если окажется, что да, подать официальный протест.