— Ну а ты, Витя, наверное, хотел бы тоже вернуться домой, достать своих из подземелья, поквитаться с карликами?
Огранщик задумался, поскреб щетинистый подбородок, покрытый старыми шрамами, и покачал головой:
— Конечно, освободить мой народ из подземной неволи — самая заветная моя мечта. Но и увидеть царевича Ивана, о котором столь наслышан, тоже очень хочется. Такие люди, как он, встречаются, наверное, раз в жизни. Лучше я еще немного подожду; может, джинн сумеет отыскать и вернуть его в наш мир быстро? Ну а если нет, я надеюсь, Сергий Путешественник, ты не откажешься ненадолго прервать поиски и разрешить джинну помочь моим людям?
— Конечно, Витя, о чем речь, — тепло, с благодарностью взял его за руку лукоморец. — А ты, Шарад, давай, исполняй. Раньше начнешь — раньше закончишь. Сколько там, говоришь, песчинок в океане?..
Если быть точным, количество миров равнялось количеству снежинок на лугах, умноженному на четыре целых тридцать восемь сотых и возведенному в степень n, где n — любое положительное число больше ноля.
И, подсчитав все это, любой великий ученый-математик мог рано или поздно, наверное, ответить на вопрос, какова вероятность того, что невольный путешественник по мирам окажется снова в уже когда-то пройденном мире, особенно если еще принимать во внимание разницу в скорости и направлении потоков времени во многих из них.
Серый не был великим ученым, а математика была одной из тех наук, любовь к которой была без взаимности, но тем не менее он мог, не задумываясь, мгновенно дать ответ на этот вопрос.
Вероятность была ровно пятьдесят процентов.
Или попадет, или не попадет.
Это и предстояло сейчас подтвердить опытным путем царевичу лукоморскому Ивану.
Снова до боли, до тошноты, до уверенности, что мозги и глазные яблоки со скоростью волчка вращаются в разных направлениях, знакомые ощущения, впечатление, что он одновременно и тонет, и взмывает куда-то в космос, и проваливается одновременно, и тело его и мысли ему не принадлежат, и растворился он полностью во Вселенной, размазался тонкой пленкой по всем звездам и кометам, и пропал из мира живых до скончания веков…
Неровная булыжная мостовая неласково встретила его появление.
— Держи его! Вон он — за фонтаном прячется!
— Он без оружия!
— Выбросить где-то успел.
— Хватайте его!
— Не сбежит!
Иванушка почувствовал, как ему заломили руки за спину, связали их и куда-то торопливо поволокли его бренное несопротивляющееся тело.
Он чувствовал, как носки его сапог недолго волочились по мостовой, потом — по гладкой поверхности. Потом его потащили вниз, в затхлую прохладу, открыли перед ним дверь, и со всех сторон внезапно обрушились на него крики, проклятия, стоны, скрежет и звон железа, от которого мурашки панически заметались по коже и холодный пот проступил на лбу.
— Что, еще одного отловили? — остановил их усталый, но довольный голос.
— Так точно, ваше великолепие!
— И где же?
— На самой площади. У этого идиота не хватило ума даже спрятаться хорошо — поперся прямо нам в руки.
— И не сопротивлялся. Наверное, ему днем по башке хорошо попало, вот и до сих пор не соображает, что делает.
— Может быть. Гвардейцы ее императорского величества не зря едят свой хлеб. Ну хорошо. Тащите его… Тащите его… Куда же его разместить?.. Все занято — до последней ржавой цепи. Хоть уголовных выпускай. Хм… Ну ладно. Тащите его в старое крыло — казематы в самом конце пятого коридора первого уровня еще не должны быть забиты до отказа. Мы в одном коридоре с
— Нет. Я же говорю — он вообще не в себе.
— Ладно. Запишем как молодого неизвестного лет сорока в голубой рубахе, серых штанах и стоптанных красных сапогах. Тащите.
— Приковать его?
— Лучше да. А то это — прыткая братия. Только вроде смирно лежал, смотришь — уже вскочил и на всех кидается. Так что лучше приковать, пока помалкивает.
И Ивана понесли — долго, бесконечно долго; ему даже начало казаться, что эти уровни и коридоры, куда его должны были приволочь, находились где-то в другом мире, причем даже не в соседнем.
И он снова впал в беспамятство.
Очнулся он оттого, что на его руки надевали кандалы и приковывали к стене.
Одна.
Другая.
Третья.
Четвертая.
Ноги теперь болтались в воздухе, не доставая до пола сантиметров десять.
Четвертая?
Четыре?
Как будто… Как будто…
Не может быть… Просто похоже… Да они и не такие ведь были — это только кабатчик и его сородичи стали такими. И то Вахуна должна была им уже помочь. Смешно… Попасть два раза в один и тот же мир невозможно. Сколько их существует всего там? Столько, сколько жителей в Вамаяси? Хотя это я хватил. Поменьше, наверное.
Тогда где же я сейчас?
Определенно, чужие миры к гостям неприветливы. В одном я заблудился, в другом меня ограбили, в третьем связали и хотели попеременно то женить, то повесить, в четвертом чуть не втоптали в землю, а сейчас не мудрствуя лукаво просто бросили в подземную тюрьму и приковали к стене. С кем меня перепутали на этот раз? И что у них тут случилось?