— Но есть у нас и еще одна, недостойная нашего положения корыстная причина даровать тебе, ничтожному, жизнь.
— Что?!
— Сколько ты хочешь за свою сестру?
— Что???!!! Ах, ты, наглый нищеброд! Безродный побирушка! За такую дерзость я проучу тебя!.. — страшно возопил Волк, тем не менее не слишком торопясь вынимать меч из ножен.
И тут настал черед торжества калифа.
Он величественным жестом распахнул свой легендарный плащ — жалкое рванье и заплаты снаружи, бархат и бесценные алмазы внутри — и горделиво вскинул голову.
— Да будет тебе известно, о чужестранец, что нас зовут Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс и мы являемся правителем Сулеймании — калифом Шатт-аль-Шейха, — высокомерно объявил он.
Может, Амн-аль-Хасс ожидал, что нахальный иностранец смешается, оробеет, будет просить прощения, пощады или еще чего-нибудь, раз уж подвернулся такой уникальный шанс, но тут он ошибался.
— Моя сестра не продается! — не менее высокомерно оттопырив нижнюю губу и уперев руки в бока, тут же отозвался Волк.
— Ах так? Тогда мы прикажем… Мы заставим… Мы… Мы…
Но тут калиф перехватил нечаянно взгляд Елены Прекрасной и почувствовал, как вся его спесь тает и уходит в песок, как мороженое на пляже.
— Мы… Мы… Мы полюбили твою сестру — да расцветает ее красота вечно, подобно нежной розе в прохладном саду! — с первого взгляда… И мы готовы жениться на ней хоть сию же минуту, ибо сама жизнь наша теряет свою прелесть, если рядом не будет этой горной газели с глазами, подобными двум черным бриллиантам. Но если тебе не надо денег, алмазов, рубинов, изумрудов, янтаря, — и калиф украдкой, с вопросом и надеждой глянул на отрока Сергия, — …золотых изделий, богато изукрашенных драгоценными каменьями и серебряной сканью, парчи, бархата, шелка, пряностей, караванов верблюдов, груженных различными товарами…
— Нет, — упрямо мотнул головой Серый.
— Невольниц и невольников, белых из стран северных, холодных, где птицы замерзают на лету и железо крошится, как глина, и черных, из стран южных, жарких, где вода в реках кипит, а песок под ногами плавится?..
— Нет.
— И роскошных дворцов, садов с редкими растениями и ручьями, приносящими прохладу в летний зной, и чинов, званий, почестей и славы…
— Нет.
— Но чего же ты тогда хочешь? — чуть не плача, возопил монарх, хватаясь за сердце.
— Слышал я, что есть у тебя конь заморский, златогривый, — как бы задумчиво начал Волк, и испарина мгновенно выступила у него на лбу.
Начиналось то, ради чего весь этот спектакль и был затеян.
То, от чего зависело все.
— Согласен! — тут же выпалил калиф. — Еще что?
«Еще?!» — в первый раз за долгое и долгое время Серый лишился дара речи. Он был похож на человека, который изо всех сил с разбегу налетает плечом на закрытую дверь, приготовившись ее выломать, но оказывается, что дверь мало того что не заперта, но и открывается от себя.
Но трагикомичность его положения заключалась еще и в том, что потерявший голову от внезапного приступа любви калиф перечислил уже все, что только можно было пожелать, и от всего Волк, не задумываясь, пренебрежительно отказался. И теперь, когда его спрашивали, что еще, кроме коня, он хочет получить за Елену, его воображение, смущенно пожав плечами, отводило глаза.
— Еще…
— Да, еще? — оробел вдруг бедный калиф, полными новой надежды глазами глядя на собеседника. — Ведь конь — это слишком мало за богиню красоты, прекрасную Елену, я сам понимаю, я не могу просить тебя уступить твою божественную сестру всего лишь за какое-то непарнокопытное.
— Еще…
Что же еще можно попросить? Калиф уже предлагал все: драгоценности, рабов, верблюдов, недвижимость, звания… Что осталось?..
Серый по недавно приобретенной привычке задумчиво пощупал через рубаху волшебное кольцо старого Ханса на груди — грубый рельеф, тяжесть серебра, выпуклость камня…
Магия.
— А нет ли у тебя, о состоятельнейший из правителей, каких-нибудь магических безделушек? — заинтересованно спросил он.
Амн-аль-Хасс нахмурился, то ли стараясь вспомнить, есть ли у него вообще что-нибудь волшебное, то ли перебирая в памяти залежи своих артефактов, как почему-то называл такие вещи царевич, выбирая среди них наиболее бесполезный.
— Есть, о благороднейший из юношей! — просветлел наконец он лицом. — Мы бы, конечно, предпочли подарить ее своей невесте в день свадьбы, но если ты так хочешь — она твоя.
— Она?..
— Это старая волшебная медная ваза — любимая игрушка еще нашей прапрапрабабушки. Стоит ее потереть и прошептать над ней название любого цветка, как он тут же в ней появится! Правда, забавно?.. Нашему прапрапрадедушке она стоила целое состояние!..
— И все?
— Клянемся бородой аль-Маруна — больше ничего нет! В наши дни магия не так хорошо распространена в Сулеймании, как раньше. Обладатель даже самого крошечного пустяка считает себя счастливчиком. А что? Почему ты спрашиваешь? Этого мало? — с содроганием спросил влюбленный калиф.
— Нет, напротив! Замечательно! — просиял лукавый отрок в ответ. — На том и сговоримся.