Серый со скучающим видом снова отвернулся и стал демонстративно заинтересованно разглядывать замысловатой формы трещину в заборе.
Меньше чем через полминуты он услышал мягкое позвякивание отсчитываемых монет, а затем веселый всплеск.
— Что это ты такое делаешь, Абу? — присоединился к их компании караванщик.
— Ты когда-нибудь слышал о старинном поверье, о мудрый Хасан, что, если хочешь вернуться еще раз в Шатт-аль-Шейх, надо бросить золотую монетку в этот фонтан?
— Да, естественно. Каждый раз так делаю.
И в фонтан полетела еще одна монета.
Чего не сделаешь, чтобы поддержать авторитет всеведения перед молодежью!
— Абу, Хасан-баба, что там у вас интересного? — окликнули их из одного из караванов.
— Исполняем древний ритуал перед отправлением, — важно отозвался юнец.
— Какой ритуал? — заинтересовались в другом.
— А разве вы никогда о нем не слышали?..
Ворота с визгливым скрипом захлопнулись, старая чинара у забора содрогнулась, осыпая листья. Старьевщик, вытерев рукавом засаленного халата пот со лба, оглянулся по сторонам.
— Ну как? — коршуном бросился к нему человек в синем бурнусе, перепрыгивая через три ступеньки крыльца большого дома.
— Он в наших руках, брат! — Изрезанное морщинами, как скомканный лист бумаги, загорелое лицо старьевщика озарилось торжествующей улыбкой. — Все, как мы и рассчитали! Надуть караван-сарайщика было парой пустяков. Хотя почему надуть? Кувшин за котелок — все честно! — И братья расхохотались.
— Ну где же он? — подпрыгивая от нетерпения, младший брат — Иудав, дипломированный черный маг третьей степени, нырнул в кучу хлама на телеге.
— Здесь. — Откинув борт, одним движением руки старший брат, не менее дипломированный черный маг четвертой степени по имени Гагат, сбросил верхние слои, и на самом дне, среди дырявых тазов и гнутых стремян, во всей своей зеленобокой красе пред ними предстал помятый кувшин.
— О как он красив! В жизни ничего не видал прекраснее! — протянул к нему дрожащие руки Иудав. — Вот оно — наше могущество, наше богатство, наша власть над всем миром! Мы им всем еще покажем! Они у нас еще поплачут! Они у нас попляшут!
Зашло солнце, и слуги зажгли факелы во дворе.
Серый безрадостно выловил из воды небольшое состояние, достаточное для покупки всего караван-сарая и его окрестностей в радиусе километра.
Иван так и не появился.
Вздохнув, в который раз отчаянно, но безуспешно пытаясь придумать хоть какой-нибудь план поисков пропавшего друга, он натянул сапоги и направился к зданию.
И натолкнулся на старика.
Вернее, если быть точным, это старик налетел на него, выскочив внезапно из не успевшей еще прочно приклеиться к земле темноты, и, обогнув его и даже не извинившись, прихрамывая и держась за поясницу, под скрип суставов, спешно заковылял дальше.
Впрочем, его «дальше» было не так уж и далеко.
Доскакав до мусорной кучи неподалеку от фонтана, старик коршуном набросился на нее и стал яростно расшвыривать, кряхтя, охая и горестно причитая, будто в поиске случайно выброшенного семейного бюджета на тридцать лет вперед.
— Дедуль, — обратился к нему Волк, посочувствовав незадачливому пенсионеру. — Чего ищем-то? Может, помочь чего? Может, факел принести? Или лампу?
— Принеси, — бросил через дрожащее плечо старик и снова чуть не с головой зарылся в хлам.
Когда лукоморец вернулся, кучи как таковой уже не было. Повсюду, даже в фонтане, валялись и плавали ее бывшие составляющие.
А на ее месте лежал, скорчившись, растрепанный старик и плакал.
Волку стало не по себе.
— Послушай, дед, эй, дедуль! Ты там потерял чего, что ли? — осторожно тронул он старика за тощее плечо. — Деньги, что ли? Так дам я тебе денег, не убивайся ты так из-за ерунды какой-то! Сколько тебе надо?
— Уйди, отрок! Дай мне умереть в одиночестве! Мне теперь ничто не поможет!..
— Да что случилось-то?
— Его нет здесь… Нет!.. Его украли… Он пропал… Я погиб… Я погиб… — всхлипывал он, не слыша ни единого слова, обращенного к нему.
— Да перестань ты стонать, дед! — не выдержал Волк. — Не будь бабой! Можешь ты мне толком рассказать, что у тебя пропало, или нет?! Подумаешь, потерял! Найдется завтра! Утро вечера мудренее.
— Я могу не дожить до утра, о громогласный отрок, — прервав на секунду свои стоны и утерев грязным рукавом глаза, мрачно сообщил старик. — Насколько я знаю, без него я могу умереть с минуты на минуту. И это будет достойным наказанием за мою глупость и гордыню, да будет проклят тот час, когда пришла в мою бесталанную голову эта дурацкая идея!
— Да без чего — «без него»-то?
— Без моего кувшина!
Первым порывом Серого было расхохотаться, но он заметил при свете факела выражение лица старика, и смех костью застрял у него в горле.
— Какого кувшина?
— Моего кувшина. Я там живу. Я джинн.
— Джин? Это такая вонючая водка? — уточнил лукоморец.
Мгновенно позабыв про свое бедственное положение, старик то ли с ужасом, то ли с надеждой уставился на него.
За много столетий ему первый раз приходилось объяснять одно и то же очевидное явление два раза за два дня.