Похищение Европы

Они сфотографировались втроём на фоне большого белого корабля. Старый город, кафе и бородатый дядя Шурали остались за кадром. Ловкие манипуляции подушечками пальцев — и их фотография красуется в ленте Шурали.

— Красиво. Я доволен.

— I also want to! My name is Aryan Khan! I Uncle Shura! Add me as a friend! I want and I do in the film were such pretty girls![54]

Пожилой бородач смеялся. Его тело колыхалось. Стул под ним отчаянно скрипел. Тихий приватный обед с лучшей подругой был окончательно испорчен. Как избавиться от говорливого дяди, не прогнав черноглазого Шурали? Нет, это совершенно немыслимо. А «Шурик», пожалуй, даже красив. В светловолосой головушке Софии копошились беспокойные мысли. Кто больше нравится печальному незнакомцу — темноволосая, хрупкая Надя или она сама, крепенькая блондинка? Шурали посматривал на обеих с одушевлённым интересом истинного поэта, но явного предпочтения пока не выказывал.

— А Шурали, между прочим, поэт, — внезапно выпалила Надюша. — Он пишет стихи на языке фарси. София, загляни в Твиттер. Там…

— На пушту, — проговорил Шурали. — Это мой родной язык.

— И? — Нядя неотрывно смотрела на него. Она тонула в его колодцах-глазах, не предпринимая ни малейших попыток к спасению.

— Сейчас?

— Да!!!

Они уже понимали друг дружку с полуслова.

— Когда б судьба мне юность воротила, тебя б в объятьях стиснул я, моля о том, чтоб грани не было отныне меж нами, ненаглядная моя…[55]

Стихи — так себе. С подачи Наденьки София познакомилась с лирикой «Бум бокс» и «Касты». Но больше всего ей нравилась группа «Та сторона». Почему же подружка так таращит глаза на этого едва отмытого пуштуна? Пожалуй, и вправду, влюбилась. Бедная Наташа!

— Стихи так себе, — сурово проговорила София и тут же умолкла под обжигающе-чёрным взглядом.

— Их сочинил Халиллула Халили — лучший из наших поэтов. Но он писал на языке дари.

Над столиком кафе повисла неловкая пауза. Бычки в кляре уже остыли. Кофе был давно допит. Бородатый дядя черноглазого Шурали таращился в морскую даль с такой сосредоточенностью, словно всерьёз надеялся узреть турецкие берега. София поёжилась. Холодный страх елозил под тонкой тканью блузки. Шурали рядом с ней тоже ёжится, будто и вправду замерз. Странно. Ведь одет он не по погоде тепло, в худлон из плотного трикотажа и джинсы. Публика в кафе, разодетая в легкие сарафаны и бриджи, попивает охлаждённое вино и рассматривает беспечно гуляющих туристов, ровным счётом ни о чём не беспокоясь. Да и какие беспокойства могут случиться в тихом курортном местечке? В каком кафе пообедать да штормит ли море — вот все заботы.

Вот две дамы в сопровождении большой жёлтой собаки вышли из-за ограды уличного базара. Одна из них катила инвалидное кресло. Другая, по виду совсем здоровая, восседала в нём с неподдельным величием коронованной особы.

— Я хотел бы встретиться с вами снова, — тихо проговорил Шурали. — Где вы живёте, Надия?

— На Крайбережной. Неподалёку от паркинга. Знаете?

— Нет…

— Это там! — Надя показала рукой направление.

Заметив её жест, жёлтая собака сначала насторожилась, подняла хвост и уши, а потом…

— Ррр!!! Гав!!!

— Люлёк! Прожорливая скотина!!!

— Блага!!! Посмотри!!! Он опять вывернулся из ошейника!!! Держи его!!!

Но Люлёк уже перемахнул через барьер, отделявший территорию кафе от улицы. Его лапы ударили в дощатый помост, на котором стояли столики. Чашки с недопитым кофе, приборы, тарелки — всё полетело на дощатый пол. Ещё миг — и он вцепился в капюшон худлона Шурали, дёрнул, заваливая черноглазого поэта на спину.

— Арьяяян!!! — завопил тот.

— Ррр!!! — ревел Люлёк, остервенело мотая головой.

Ткань капюшона жалобно трещала. Седобородый дядя призывал на помощь Аллаха, используя для этого оба известных ему языка. Мадам Душана с девичьей резвостью соскочила со своего трона и поспешила на помощь младшей сестре, которая тщетно пыталась ухватить пса за ошейник.

— Надо не так! — рявкнула София.

Она не раз видела, как старик Сигизмунд проделывал этот фокус. Только вот сноровки ей недоставало, да и бабушки Надежды, суетясь вокруг вышедшего из повиновения пса и его жертвы, закрывали ей доступ к месту схватки.

— Хватай его за яйца, Соня! — советовала Надюша.

Ситуацию разрешило появление официанта. Кто-то из посетителей кафе соизволил заказать бараний шашлык. Зубастые челюсти разомкнулись в тот миг, когда чутких ноздрей достиг аромат парной, жареной на углях ягнятины.

— Я его держу! — закричала мадам Блага.

— Я — тоже! — отозвалась её сестра.

— О, Аллах! — дядя Шурали провел ладонями по лицу, стирая с него печать испуга.

Надя суетилась вокруг пострадавшего, помогая ему подняться с пола. София ясно видела, как черноглазый поэт несколько раз провел ладонью по телу лучшей подруги чуть ниже ремня её бриджей.

— Вы уж простите… это наш Люлёк… он дурачок, но безобидный… ведь он не достал вас зубами, правда? — лепетала Надюша, со всей решительностью делая вид, будто не замечает прикосновений Шурали. А тот настойчиво пытался поймать мечущийся взгляд Софии.

Покидая кафе под общий хохот, София услышала голос дядюшки Арьяна.