Похищение Европы

Марабут приблизился и осторожно снял с пальца мальчика подвеску. Потом Марабут вложил ладонь Нади в ладонь Ияри.

— Ты меня не хочешь, Шурали? — встревожилась Надя. Тогда Ияри вцепился в Старшую сестру обеими руками.

Минута — и Марабута проглотил утренний туман.

— Мы выполнили нашу миссию, Пёс, — торжественно проговорил Ияри и товарищ отозвался ему из-за стены тумана заливистым лаем.

— Нет! С этой собакой просто так не совладать, — проговорил знакомый голос.

Ияри услышал, как жалобно шелестит трава под ногами людей. Нелёгкая в этих местах жизнь у травы! Целыми днями её сушит солнце, а ночами она мёрзнет, покрытая ледяными каплями росы. Её мнут, топчут, но она вновь распрямляется, тянется к небу. Ияри поднял голову. Он увидел Маму об руку со Спасом и множество сильных мужчин в военной форме.

Многие несли оружие. Капельки влаги поблескивали на щеках людей. Плакали ли они, или то утренний туман осел на их лица? Люди взяли Старшую сестру и Ияри в плотное кольцо. Старшая сестра плакала по-настоящему. Она хотела бы уйти вместе с Марабутом, но семья пока не отпускала её.

— Мы не готовы к войне. Мужчины ли мы? Наши женщины и дети больше приспособлены к борьбе, чем мы сами. Выходит, мы дали им жизнь, чтобы они воевали?.. — голос Спаса пресекся.

— Если вы хотите выжить, придётся снова научиться воевать. Берите в руки оружие. Война кровавой травой прорастает у вас под ногами. Война повсюду. Миссия мужчины — защищать свой дом.

— Ишь, как мальчишка-то разговорился! — сказал друг Спаса — вислоусый толстяк. — Выходит, напрасно вы называли его молчуном!

Сказав это, Царя Царей тоже поглотил туман. Простак так и не заметил его.

Никто кроме Спаса и Ияри не расслышал голоса Гильгамеша. Конечно! Ведь Царь Царей обращался только к ним двоим: с Ияри он прощался, а Спасу дарил напутствие. Спас прикрыл ладонью глаза.

— Кто это говорит со мной? — тихо произнёс он.

— Я! — весело отозвался Ияри.

* * *

В Стамбуле не нужен будильник. Даже если из окон твоей комнаты не виден купол Большой соборной мечети, пение муэдзинов ты услышишь отовсюду. Надя открыла глаза, услышав первый в этот пасмурный день призыв на молитву. Она глянула за окно. Так и есть: дождь со снегом. Или снег с дождём — это как посмотреть. На дворе начало января. Четыре месяца минуло со дня гибели Ивана Чавдарова и теперь, вырвавшись из объятий семьи, она чувствовала себя совершенно свободной.

Надя вошла в Твиттер. Черкнула пару строк матери. Та ответила ей прекрасным семейным снимком. Вероятно, он был сделан накануне: братья, бабушка, дед, Блага, Лазарь, Спас — все расселись вокруг семейного стола. Все одеты по погоде — в Несебре сейчас не жарко. Все улыбаются. Только улыбка Благи, пожалуй, немного искусственна. Лазарь, как обычно, нетрезв. Зато твёрдый подбородок Спаса внушает самые радужные надежды. Он смотрит на маму, которая держит в руках планшет, прямо, открыто. Хорошо! Похоже, в семье всё складывается самым наилучшим образом. Софии на снимке нет. Наверное, чем-то здорово занята. Надо и ей написать пару строк. Да и Григорию — тоже. Пусть не ноет.

А вот и записка от Шурали. Она пришла поздней ночью. Писана по-английски, а потому суть послания спросонья не уразуметь. Надя приняла душ. За чашкой кофе, в ресторане отеля, снова открыла его послание. Всё верно. Шурали подтверждает, что будет ждать её в кофейне возле Святой Софии, в пятнадцать часов. Что ж, время ещё есть. Надя открыла «Гугл-карты». До места встречи можно добраться на трамвае. Семь остановок — пятнадцать минут. Надя вернулась к себе в номер и снова крепко уснула. Сквозь сон она слышала призывы муэдзинов и шум, доносившийся из соседних номеров. Так она барахталась между сном и явью в чужом городе, в гостинице, где большинство номеров занимали оптовые торговцы турецким текстилем. Четырёхмесячная борьба, не с жестоким врагом, но с собственной семьёй отняла все её силы. Но что же ещё предстоит? Ей снились глаза и улыбка Шурали. Ей снилась мать.

«Ты его забудешь через месяц» — это первый аргумент. «Он сейчас уже с другой, а тебе и думать забыл» — это второй аргумент матери. «Он тебя истязал» — этот аргумент Софии, пожалуй, был самым весомым, но и он не сработал. «Он мусульманин и у него уже есть три жены. Тебе быть четвёртой» — это аргумент бабушки. Благу и Лазаря она никогда не слушала. Григорий с его нытьём — вовсе не в счёт. Но Спас! Но дедушка! Эти промолчали, а дед даже помогал ей в сборе вещей. Но Ияри! Он оказался единственным, кто одобрил её выбор.

— Жаль, я не могу отправиться с тобой, — вот и всё, что сказал сирота.

Но кто бы стал слушать Ияри даже при других, менее драматических обстоятельствах?

Окончательно удалось проснуться около четырнадцати часов. На сборы ушло минут двадцать. Она выскочила под ледяной дождь, едва просушив волосы.

Магазинные зазывалы, безошибочно высматривавшие в толпе русские лица, хватали её за подол куртки.

Надя улыбалась, стараясь скрыть раздражение, и бежала дальше мимо продавцов жареных каштанов, со сноровкой коренной москвички пронзая сутолоку многолюдных, несмотря на ужасную погоду, улиц.