Похищение Европы

Собственно, эта маленькая группка вобрала в свои ряды всех энтузиастов, собравшихся на деньги «Четверки» продлить каникулы в Эмиратах, – так компания косвенно попросила прощения за безумно путаный маршрут лайнера. Несмотря на халяву, подавляющая часть туристов на Красное море не поехала: круиз и так получился длинным, всем уже хотелось домой, в прохладу, в прозрачную красоту среднерусского бабьего лета.

Бесплатной путевкой прельстились лишь двое: «культурист» – видно, не так уж он загружен на своей «государевой» службе – и старая учительница, для которой долгожданное счастье началось с путевки на «Океанскую звезду» и она жаждала его продолжения. Людмила Петровна слегка поколебалась из-за Хусейна, но Ефим дал ей страшную клятву, что довезет песика до Москвы в целости и сохранности.

Остальные поехали по другим причинам. Девушка Катя – в придачу к чиновнику, Кефир – потому что пока не видел будущего и предпочел еще немного проплыть по течению, а Ева – потому что ей было необходимо как можно быстрее уехать от бывшего мужа и всех его соратников. И – как можно дальше.

Самого Агуреева она не очень боялась. Зато четко понимала, что сделает с ней Мильштейн, если только дотянется. Она ни на миг не сомневалась, что ее не спасет ничье заступничество, даже – агуреевское. Своего Блоху Мойша не простит никому. А теперь еще и Лерку.

Агуреев так и сказал ей напоследок: «Останешься живой, если успеешь». Подразумевалось, что до приезда Семена Евсеевича. Раненый Алеха еще угрозы не представлял, а Муса был жестко связан приказом босса. Так что вопрос спасения шкуры встал перед Евой достаточно остро, и она не рискнула терять время, ожидая вылета в более подходящем – европейском – направлении. Ей важно было немедленно смотаться отсюда, и любой самолет в этом деле был попутным. А из Эмиратов она уже улетит в Испанию.

* * *

Непонятным только оставалось, на что сдались Эмираты Ефиму. Он уже откровенно скучал и по Москве, и по своей благоверной. Однако вместе с малочисленной группой поднялся ни свет ни заря, записанный, как и они, в авиапутешественники. На животе его лежал большой фотоаппарат, а на плече висел обтрепанный черный кофр с бесчисленными объективами, вспышками, пленками, протирками для линз и прочей только одному ему ведомой мишурой.

Он сидел рядом с Людмилой Петровной, аккуратно расчесывающей старомодным полукруглым гребнем свои ультрасовременные розовые кудри. Катя со своим суженым сидели неподалеку, через три лавки. Кефир и Ева стояли отдельно, поодаль. Но если Кефир не имел ничего, кроме спортивной сумки, то у княжны добра хватало: огромный зеленый, из ударопрочного пластика, чемодан на колесиках, большая черная сумка на «молнии», а на плече еще – модная маленькая дамская.

Ева нервничала: самолет снова на полчаса задержали, а зловещий неуправляемый Мойша дышал ей прямо в затылок. И вообще – провал ее плана обогащения организации за счет «Четверки» еще предстояло пережить. И выслушать – она криво усмехнулась – мнение товарищей по борьбе, которое могло быть весьма нелицеприятным.

«Вот сволота!» – неожиданно по-русски подумала про своих соратников княжна. Сами бы ложились под этого грубого толстого кретина, которому мама в детстве так ничего и не рассказала про дезодоранты. И сами бы толкали его за борт. Сами бы слали мэйлы от этой старой дуры Лерки, рискуя в любой момент быть застуканной. Наконец, сами бы отсчитывали секунды на своих «Картье», зная, что каждая из них наверняка приближает приезд маленького кривоногого мужчинки, которому лично она ничего плохого не сделала. Ну, может, разок подослала убийц, поправила она сама себя. Однако единственная цель этого мужчины – лишить ее жизни, причем максимально мучительным способом.

* * *

Ожидание и нервы усугубили простое человеческое желание – Еве захотелось в туалет. Она оглянулась по сторонам – кого бы попросить присмотреть за вещами? Кефир был физически противен – вроде уже почти забыла его потные объятия, а тут вдруг вспомнилось, да так тошнотворно! Катю Ева ненавидела: еще вчера та была проституткой, а Ева – почти княгиней. Сейчас же столь ясной определенности уже не было, и молодой шлюхе такое изменение диспозиции нравилось необычайно. Нет, их она просить не будет.

А может, оставить бебехи у стенки? Однако – уже страшно: в зал потихоньку начали входить местные, темнокожие и громкоговорящие, люди. Еве, как это ни стыдно для интернационалистки и антиглобалистки, совершенно не хотелось оставлять дорогостоящие вещи в их досягаемости.

Она решилась и направилась в сторону розововолосой бабуленции. Против нее она, в отличие от Береславского, ничего не имела. И песик у нее замечательный, не зря ныряла (Ева не знала, что именно Хусейн вынюхал взрывчатку в доставленных на борт «Океанской звезды» ящиках). К Береславскому теплых чувств княжна не питала: типичный толстокожий буржуа, на все готовый ради сохранения своей единоличной сытости и устроенности. При ближайшем рассмотрении он даже опасен.