Короче, баба Феня преображается. А вот дед во время ее отсутствия нервничает, ковыляет по коридору и кухне. Ему явно не хватает строгой супруги, ее властных замечаний, одергивания. Появляется какой-то дискомфорт.
Вот я и использовал отсутствие бабы Фени.
- Пахом Сергеевич, не загляните?
Старик нерешительно улыбнулся. Кажется, его не столько поразило необычное приглашение соседа, сколько обращение по имени-отчеству. Баба Феня именует мужа старым хрычем, внучка - дедулей, соседка Надин - дедом. Вдруг - Сергеевич? Есть от чего растеряться. Уж не вздумал ли сосед подшутить над беззащитным стариком?
- Посидим, чайком побалуемся, побеседуем, - продолжал заманивать я. Есть желание - водочки испробуем. Не много - по сто граммулек. Вот время и пролетит незаметно.
Перспектива нарушить привычный уклад жизни пересилила боязливость. Дед Пахом осторожно вошел в мою комнату. Будто предвидел невесть какую-то опасность и готовился при ее проявлении укрыться в пустующем туалете.
- Вы все время - дома и дома, - выставляя на стол немудренное угощение, я ненавязчиво искал подходы к собеседнику. - Пошли бы прогуляться, пообщались со сверстниками...
Старик метнул взгляд на выставленную бутылку, перевел его на дверь. Огорченно засопел. Отхлебнул ароматный чай, поколебался, но все же взял с тарелки печенье.
- Старый я... енто самое... боюсь. Дома... оно... покойней...
- Я понимаю - дома спокойней, но нужно же дышать воздухом.
- Енто самое... форточку баба открывает... вот я... енто самое...дышу.
Разговор зашел в тупик, из которого нелегко выбраться. Но я не отступал.
- Есть же у вас друзья, с которыми приятно пообщаться, вспомнить молодость?
- Енто самое... померли. Один я... вот оно как... остался.
Я опустил голову, будто поклонился ушедшим из жизни друзьям соседа, выждал несколько минут и снова принялся за распросы. Пришла пора запустить спрятанную про запас забавную мыслишку.
- Скучно же так жить? Неужели вы ничем не интересуетесь? К примеру, телевизором?
Дедок брезгливо поморщился. Будто я поднес к его лицу что-то нес"едобное. Наверно, и ему стали поперек горла сентиментальные сериалы и кровавые боевики.
- Никакого... енто самое... антиресу. Што радио, што... ентот самый теле... тьфу, язык сломаешь... То-то и оно... Больно уж... оно самое... брешут.
Разговорился! Дай Бог, чтобы Аграфена Николаевна подзадержалась на рынке, разговорилась с таких же, как она, древними бабусями.
- И все же человек просто обязан чем-то увлекаться. Возьмите, к примеру, меня...
После очередного пьяного скандала, спешно собирая свои вещи, я случайно положил в чемодан два альбома с коллекциями марок, принадлежащими пасынку. Все время собираюсь вернуть, но забываю. Да и зачем Виталию марочная коллекция, когда он больше интересуется водкой и бабами? Неожиданно альбомы пригодились - я торжественно водрузил их на стол.
Дед Пахом равнодушно перелистал страницы, прошелся невидящим взглядом по красочным маркам. Точно так же, как недавно разглядывал трещины на потолке и висящий на стене велосипед.
- Антиресно... енто самое.
Неожиданно оживился и поманил меня согнутым пальцем. Вслед за ним я вошел в стариковские аппартаменты. Усадив меня на скрипучий стул, старик выглянул в дверь, оглядел заставленный старой мебелью и невесть какими ящиками коридор. Будто там спряталась грозная супруга.
- Оно вот как... сичас тожеть покажу...
Поохивая, опустился на колени рядом с кроватью, вытащил из-под нее запыленный старый чемодан. Долго возился с замками. Длительное перебирание старых штанов и рубашек, платьев и протертых полотенец. Недовольное бормотание.
- Енто самое... баба перепрятала... Оно вон как... здеся лежала...
Выбрасывая "енто самое" и "оно вон как", вставляя подходящие по смыслу фразы, я восстановил в более или менее понятной форме стариковский монолог...
В молодости работал Пахом Сергеевич садовником у известного дипломата. И не только садовником - слесарем, плотником, истопником, кучером. Любая работа спорилась в его руках. Семья дипломата хорошо относилась к непьющему, безотказному работяге, заботилась о нем и его жене. Сам хозяин особняк навещал редко - почти все время находился за рубежом.
В тридцать седьмом году его арестовали. Ночью прикатил "черный ворон", чекисты переворошили дом от пола до чердака, забрали все книги и бумаги. Дипломата захватили с собой. Так он и сгинул где-нибудь на Колыме либо на Севере. А может быть, "врага народа" пристрелили на Лубянке. Время тогда было аховое, жизнь человеческая не стоила и полушки.
Через несколько лет умерла хозяйка. Наверно, сильно любила мужа, не выдержала разлуки. За день до смерти вызвала в спальню слесаря-плотника. Таясь, шопотом поведала тайное. Дескать, коллекционировал муж ордена разных стран, собирал и английские, и новозеландские, и индийские, не говоря уже о родных - российских. Скупал за большие деньги у спившихся чиновников, обедневших раджей, обанкротившихся богачей. Прятал в специально оборудованном тайнике, в стене между кухней и столовой.