А сейчас дед Пахом сидит над развернутой рекламной газетой и делает вид, что самым внимательным образом изучает разновидности предлагаемых товаров, купить которые ему явно не по силенкам. Не обходит вниманием даже автомобили, квартиры, компьютеры.
На самом деле — по стариковски дремлет.
Я ошибся — сосед беспокойно расхаживает по коридору. В унисон со страдальческими вздохами постукивали бескаблучные домашние тапочки. Ох-ох-ох… шлеп-шлеп-шлеп. Старика явно что-то тревожит. Интересно, что именно?
В последние дни маразматик большую часть времени проводит в коридоре или на кухне. Прислушивается к шуму на лестничной площадке. Когда открывают дверь, прижимается к стене, будто ищет у нее защиту от невесть какой опасности.
— Пошли бы прогулялись, — проходя к своей комнате, посоветовал я. — Погода превосходная, небо чистое, жара спала. Разве можно целые дни проводить без воздуха? Недолго заболеть.
Дед энергично замотал лысой головой.
— Нельзя… Он, воздух… енто самое… и здеся… то-то и оно… есть, — оборонялся он, выжимая на сморщенное лицо страдальческую улыбку. — Мне в доме… енто самое… сподручно…
Я пожал плечами. То ли удивился стариковской глупости, то ли его умению так строить фразы, что приходится добираться к их истинному смыслу, преодолевая труднодоступные заграждения. В конце концов, что мне от того гуляет сосед по улицам или сиднем сидит дома. Это не мои — его проблемы.
Заперся в комнате, поставил на плитку чайник и принялся листать начатую рукопись, испещренную многочисленными дополнениями и вычеркиваниями, вопросительными и восклицательными знаками, вкривь и вкось — замечаниями и исправлениями. Разобраться в ней постороннему человеку намного трудней, нежели в дедовом бормотании.
Достал чистый лист и записал сегодняшнюю беседу с бизнесменом. Конечно, не подробно — отрывками. Поглядел на часы. До появления Надин — минимум сто минут. Потом — душ, ужин. В десять старики отправятся на покой, мы с ней — в постель. Тогда и наступит мой звездный час. Вперемежку с «ураганным ветром» и «землетрясением».
Попил чай и принялся разгуливать по комнате. Восемь шагов от двери до окна, восемь — обратно, от окна к двери. Надоело. Присел к столу, развернул газету. С раздражением бросил ее на пол.
Почему я так волнуюсь? Ну, не раскроет душу коротышка, как она охотно открывает свое жирное тело, ну, уйдет от ответов на прямо поставленные вопросы — черт с ней, поеду в Москву «голышом», пусть Стулов недовольно покривится — от меня не убудет.
Ага, вот в чем дело, оборвал я разговор с самим собой, тебе не хочется ложиться в постель с жирной бабой, претит от ее слюнявых поцелуев, воротит душу от жадных прикосновений пальчиков-сосисок. Чистюлей хочешь быть, честным и незамаранным? Не получится, дорогой, так просто Надин не откроется, любая информация — тот же товар, имеющий свою договорную цену.
Поворочался, поворочался я на жестком диване и неожиданно уснул. Тихо, мирно, без храпа и сновидений. Будто новорожденный, еще не познавший мерзостей жизни.
Разбудило меня частое постукивание в стену… Вот это поспал — одинадцать вечера! Старики, наверно, давно уже храповито «беседуют», соседка, судя по паническому постукиванию в стену, изныла от нетерпения. Ответил согласным сигналом — тире, две точки, снова тире. В переводе: жду, приходи.
Надин вплыла в комнату «на всех парусах». Будто в знакомую бухту. Туго подпоясанный халатик, под которым, судя по всему, ничего нет. Колышутся не закованные бюстгалтером груди, на ненакрашенных губах — похотливая улыбочка.
Нет, «отдаваться» этой жирной корове я не смогу. Постараюсь обойтись без секса!
— Добрый вечер, Пашенька, — нежно промурлыкала коротышка, садясь рядом со мной и вжимая мощное бедро в мою ногу. — Удивительно, но без беседы с тобой не усну. Знаешь, я консультировалась с ремонтниками — сказали, что пробить проем между нашими комнатами им не составит труда. Надоело пробираться по коридору, ожидать, когда заснет старая карга.
Я помалкивал. Дай-то Бог, чтобы сегодняшнее общение прошло на уровне договорного процесса, без об"ятий и поцелуев.
— Почему молчишь? Не согласен?
Кошачье мурлыканье сменилось змеиным шипением. Горячая ладошка легла на мое колено, пальцы с неженской силой сжали его. Синяки обеспечены. Хорошо еще не на шее или лице.
Надин привела себя в остояние повышенной боевой готовности. То-есть, развязала пояс халатика, уывеличила размер декольте. И сразу же покрылась остропахнувшим липким потом.
— Почему не согласен? Ради Бога… Давай поговорим? — не выдержав, отстранился я. — Мы с тобой — культурные люди, а не собаки во время случки. Всему свое время.
— И когда же наступит это время? — взволновано хихикнула женщина, передвинув окончательно обнаглевшую ручку выще моего колена.
— Все будет зависеть от того, как ты ответишь на мои вопросы, — уже не таясь, жестко проговорил я. Будто пред"явил ультиматум. — Может быть через четверть часа, а может… никогда!