Тамар идет по аробной колее. Безмолвно застыли деревья. Лес во власти осеннего томленья. Стоят молчаливые дубы, устремив кверху голые ветки, и просят у неба новой весны, нового цветенья.
Увы! К мольбам Тамар глухи и небо, и земля. Навеки закрылись для нее врата радости. Как недолговечно было счастье. И как скоро иссяк сладкий напиток любви.
Тамар клянет тот злосчастный день, когда она танцевала в ресторане фокстрот; проклинает Анули, которая внушила ей отрезать косы. Это Анули повела ее к парикмахеру. Будь трижды проклят тот вечер, вечер разлуки с Тарашем! Лучше бы умереть ей, чем ослушаться Тараша. Зачем ей институт или стриженые волосы? Не будь всего этого, возможно, Тараш не погиб бы. Уже никогда не будет Тамар танцевать фокстрот!
Она изгнала из своего сердца всякое веселье. Никогда больше не острижет она волос, пусть косы отрастут и будут символом ее вечного траура.
Тамар опускается на колени перед дубом, как это делала ее суеверная кормилица, и плачет, и целует след Тараша Эмхвари, исчезнувшего с лица холодной, безрадостной земли.
Ах, вот и тот дуб, который Тараш называл дубом Додоны! Вместо беленьких, радостно охорашивающихся горлиц мрачные стаи черных голубей завладели деревом, копошатся на голых ветвях. И новая печаль охватывает Тамар.
Черные голуби!..
Тараш говорил ей в тот день о дубе Додоны и о черных голубях. Но Тамар занимали тогда другие мысли. Как жалеет она теперь, что не слушала его внимательнее.
Где это слыхано — черные голуби?
И показалось Тамар: сама судьба послала ей этих голубей как предвестников новых, еще более тяжких испытаний.
ПИСЬМА ИЗ МАХВШСКОЙ БАШНИ
Эти письма мне продал Джокиа в апреле 1932 года. Заметив, что я сильно заинтересовался ими, он поспешил сказать, что ему предлагали за них большие деньги.
В конце концов он выклянчил у меня двести рублей. Разумеется, я не стал бы так щедро вознаграждать Джокиа, но он сообщил мне совершенно неожиданное известие, и это решило дело. Оказывается, Тараш Эмхвари каким-то чудом остался в живых.
Когда я услышал это, у меня словно гора свалилась с плеч.
Ведь давно высказана мысль, что пока человек жив, он имеет возможность исправиться.
По этому поводу мне вспоминается одна история.
Весьма своенравный и деспотичный грузинский феодал тонул в Куре.
— Барин тонет, спасайте! — взывал к крестьянам его управляющий.
— Ничего, ничего, — ответил ему старый крестьянин, — нельзя перечить воле барина, пусть купается, как его душе угодно…
Часть публикуемых ниже писем написана на французском, часть на грузинском и часть на немецком языках.