Похищение Луны

«Каролине Шервашидpзе в Зугдиди.

Верхняя Сванетия, Башня Махвша рода Лапариани

1931 г. 25 октября.

Дорогая фрау Каролина!

Как раз в те дни, когда я получил ваше письмо, посланное с Лукайя, на меня обрушилось несчастье: в один влосчастный вечер я убил Джамлета Тарба.

Мы бежали из Окуми, и с тех пор я не слезаю с седла. Седло кладу себе под голову и ночью.

Поэтому не удивляйтесь плохой бумаге и тому, что пишу карандашом. Скорее надо удивляться, что у меня еще сохранился карандаш.

Возможно, вы, как и другие, считаете меня покойником. Это было бы не удивительно. Разве не говорил я вам в Тбилиси о своей близкой смерти и о том, что уже при жизни чувствую себя мертвецом? Во всяком случае, не проговоритесь никому, что я жив, хотя думаю, что мое отсутствие вряд ли кем-нибудь замечено. Мне стало известно, что меня, моего молочного брата и мужа моей кормилицы считают погибшими.

Ну и очень хорошо. Тарба успокоятся; озлобление, вызванное кровопролитием, смягчится, ибо, как известно, ничто и никто не может противиться власти времени.

Что до меня, то я не вижу большой разницы в том или ином исходе этой кровавой вражды.

Здесь, на земле, меня не прельщала мирская суета. С одинаковой грустью бродил я как по шумным проспектам Парижа, Берлина или Лондона, так и среди развалин Помпеи и Мессины, и под обвалившимися сводами Вардзии и Зарзмы. Всякую тьму, даже самую густую, всегда сопровождает свет, хотя бы самый слабый.

И небо меня тоже мало привлекает. Я представляю его себе чем-то очень однообразным. Если по ошибке рока я вдруг окажусь в раю, то не сомневаюсь, что в обществе, состоящем из одних праведников, буду погибать от скуки.

Теперь о вашем милом письме.

Мне очень нравится, что ваши беседы и письма всегда окрашены легким юмором. Вы правы, дорогая, тысячу раз правы! Вряд ли я где-нибудь буду чувствовать себя на своем месте.

Привычная грусть одолевает меня и тут, в Махвшской башне.

Глядите, какие встряски устраивает время от времени коварная судьба! Давно ли я мирно жил в Зугдиди, так близко от вас, в чудесные лунные ночи наслаждался, слушая вашу игру.

Луна сияет и здесь, но пианино здесь никто еще не видел; ни пианино, ни патефона. По пути сюда я услышал рев охрипшего граммофона в Хаиши, до которого уже доведена новая сванская дорога. Еще несколько месяцев, и можно не сомневаться, что эта дорога продвинет до Махвшской башни и патефон, и телефон, и электричество.

В Лунные ночи мы с Арзаканом сидим у входа в башню, попиваем водку и слушаем песни, которые поет молодежь.

Вот и сейчас, когда я пишу это письмо, в нижнем этаже башни собрались молодые парни и девушки, и до меня доносится мелодичный перезвон чонгури, полный печали, точно он оплакивает бесполезно протекшие века.

Если меня здесь убьют и кто-нибудь похоронит меня здесь же, я завещаю: пусть хоронят под этот перезвон. Ни с чем не сравнимы звуки сванской чонгури!

Как много скорби заключено в сердце этого простого, выдолбленного человеком дерева. Кто знает, может быть, под грубыми сванскими пальцами, перебирающими струны, плачет родная сестра вон той сосны, что стоит на самых высоких вершинах Кавкасиони, на грани тьмы и света…

Ведь недаром греки считали, что в Сванетии кончается земля. Поэтому я поначалу хотел озаглавить эти письма, как «Письма с края света».

Ваш Т. Э.».

«Махвшская башня,

25 ноября.