Похищение столицы

— Простите, если я неловко выражаюсь и трогаю деликатные струны. Я человек простой, а кроме того, пожил в Америке. Там не принято разводить церемоний. Если уж вы меня принимаете в свою команду, то знайте: я вот такой и другим быть не умею. От хороших людей меня бы следовало держать подальше,— до тех пор, пока я не наберусь культуры.

Тишина за столом установилась такая, что слышно было, как хрустит на зубах салат и у Старрока клацают челюсти. И никто не нарушал этой тишины. А Грех, словно бы распаляемый жаром своих откровений, продолжал:

— Не понимаю ваших «новых русских», которые детей своих посылают на учебу в Америку. Америка — это сумасшедший дом, и люди там похожи на зверей, заблудившихся в лесу и сильно оголодавших. Стоит им встретить существо слабое, и они набрасываются на него, словно тигры. Вы еще не знаете Америку. Она сейчас тянет к России свою жадную лапу, но того не разумеет, что Россия, в отличие от нее, представляет собой самонастраивающуюся систему. В ней каждая поломка возбуждает спасительную инерцию и сообщает новую, доселе небывалую энергию. Так запрограммировал русских Бог, а американцы ни в Бога, ни в черта не верят. А потому не понимают, как это в России до сих пор сохранились такие понятия, как совесть, долг, честь, любовь. Их пожирают наркотики и спид, алкоголь и табак. Бедствием страны стал автомобиль. Все это в России тоже есть, но слава Богу, не в таком количестве. Здесь еще сохраняются люди, которые пишут книги, и не только бесовские, сочиняют музыку, рисуют и лепят. Здесь есть физики и математики, философы и химики. Америка таких людей уже давно не производит; она их покупает. И ваш покорный слуга трудился у них в лаборатории, где весь персонал был из купленных в России, Г ермании, Японии, Корее. В одном они большие мастера — загребать чужие деньги. Недавно они вычистили русские банки и за русское золото покупают русских же ученых и инженеров. Но вы меня извините: я разговорился и, кажется, понес не в ту степь. Теперь мы с вами будем в одной шайке — тут, я думаю, можно позволить себе и некоторые откровенности.

При слове «шайка» Старрок и вовсе смешался, а Лида, не успев отвернуться и зажать рот руками, прыснула, но, впрочем, тут же справилась и лишь озорные смешливые зайчики не смогла выгнать из глаз. Катя тоже улыбалась, но эта не скрывала своего радостного удивления и почти детского восторга от такой фамильярности заморского гостя. Она, конечно, все поняла; и то, что Г рех знает себе цену, и что Старрок вцепится в него зубами и будет терпеть любые унижения ради миллионов, которые этот молодец способен из любого банка перекинуть на его счета. Все это она поняла, и ей было забавно наблюдать почти театральную сцену, но все-таки она не одобряла такого рискованного шутовства со стороны Г реха. Полагала, что он чрезмерно хулиганист и даже глуповат. Ей же почему-то хотелось, чтобы он был и умным, и хитрым, и в разговоре со Старроком проявлял тонкую дипломатичность.

Грех наклонился к хозяину:

— У вас большие связи, ваш ареал действий мне предпочтителен — я охотно буду с вами работать.

И потом добавил:

— А кроме того, мне приятно видеть генерала, так похожего на тех ребят, с которыми я имел дружбу в Америке. Они мне во всем помогали.

— Ребята? — переспросил генерал.

— Да, ребята. Один из них Сеня Фихштейн, другой — Миша Кахарский. Вы, как я понимаю, знаете Мишу Кахарского? Вы даже и внешне на него похожи.

— Да, да. Кахарский мой школьный товарищ, он жил в Одессе, и мы учились с ним вместе. Но чтобы я был похожий...

— Похожесть у вас особая, характера генетического. А так — конечно, конечно... Он толстый и больной, вы не очень толстый и, как я вижу, пребываете в бодрости и здравии. Слава Богу, слава Богу. Но генетика... Это, знаете, никуда не денешь. Я вот русский, и всем видно, что русский, а не калмык и не эфиоп. И каждый, кто не любит русских, смотрит на меня косо. Во Львове многие говорят: «Г еть, геть, москаль». Они забыли, что москали — это как раз и есть потомки тех людей, которые создали Русь, и поначалу она называлась Киевской Русью, а на Кавказе и в Прибалтике многие называют нас по имени милых хрюкающих животных — и тоже забывают, что и там раньше была Русь, и что именно этим хрюшам они и обязаны своей жизнью. А не то их бы давно слопали — одних тевтонские рыцари, других турки, персы, вахобиты и прочие племена и народы. Сейчас, говорят, и в Москве много пришельцев, которые будут смотреть на меня нехорошо — ну, так, будто я у них украл тысячу долларов. В Америке тоже много таких, которые не любят русских. И все они смотрели на меня косо. Есть там люди, и их тоже немало, которые не пылают нежностью к евреям. Жизнь так устроена: кто-то на кого-то непременно смотрит косо. Что поделать! Свой ищет свояка, то есть своего по роду. А национальность — она от Бога. А вы и он... то есть Кахарский, тоже не выбирали родителей. Что поделать! Скажите спасибо, что в нас не залетели собачьи гены.

Старрок всполохнулся:

— В вас или в меня?