Это была самая прекрасная песня из всех сыгранных капралом песен. Деревья молчали, заслушавшись, а потом начали повторять с поляны она переходила дальше и дальше, пока не запел весь лес, словно это был его старый, давно известный и горячо любимый гимн, который лишь теперь смог прозвучать.
Но королевна кричала пронзительнее: «Я хочу есть!» К ней подбежал Мышибрат и, преклонив колено, воскликнул: «Улыбнись, прекрасная, мы не нарочно морим тебя голодом… У нас у самих ничего нет. Разве тебе было бы лучше у цыгана?»
— В это время цыган кормит блох, он и мне дал бы завтрак!
— Посмотри, какой красивый букет я тебе принёс, — кот показал из-за спины несколько синих колокольчиков.
Виолинка схватила цветы, небрежно понюхала, а потом стала щипать и мять их своими маленькими ручонками.
— Что мне в этой траве, — я ведь не могу съесть!..
Неожиданно из одного цветка вылетела пчела и с гневным жужжанием укусила королевну прямо в нос.
Виолинка пронзительно взвизгнула. Петух и Хитраска подскочили к королевне, они махали лапками, отгоняли пчелу, которая кружила над ней и жужжала: «Что з-з-за каприз-з-зный карапуз-з-з!»
Нос у Виолинки вздулся, она расплакалась.
Петух посоветовал королевне приложить к укушенному месту рожок, — ведь холодный металл успокаивает боль. Кол прыгал и кувыркался, пытаясь рассмешить девочку. Когда королевна в конце концов успокоилась, она встала и презрительно отстранила зверей.
— С меня хватит вашего общества! Вы делаете мне назло, глупые зверюшки!
И она пошла по лесу одна.
Огорчённые звери поспешили за ней следом.
— Убирайтесь! Я не хочу вас видеть, — обернулась Виолинка, топая от злости ногами.
Лес начал редеть.
Перед ними открылся холм; полукругом его огибала дорога, похожая на белый ручей.
На вершине, среди зарослей подсолнуха, стоял постоялый двор «Под копчёной селёдкой». Чёрный столб дыма упирался прямо в небо.
Человек в белом поварском колпаке вышел из дверей и, сверкнув тазом, высыпал крошки для воробьев. Потом, прикрыв глаза рукой, он долго смотрел в сторону границы.
— Откуда я знаю это место? — нахмурил брови петух. — Ах, — ударил он себя по лбу, — ведь это же постоялый двор Завтрака! Вот он и сам машет нам рукой.
Королевна уже взбежала наверх.
— Завтрак, — закричала она, хлопая в ладоши. — Завтрак, — давай завтрак!
Следом за ней поспешили верные друзья.
Чёрное купание
Ранним утром в верёвке запуталась лошадь. Это разбудило цыгана.
— Попались, — заорал он.
Все выбежали на поляну. Кругом было пусто. И только старая кляча, стоя неподалёку от фургона, пыталась высвободить ноги. Цыган схватил нож и обежал поляну. Нигде ни следа.
— Его украли ночью, — размахивал он концом верёвки, — похитили у нас рожок…
Нагнёток вцепился лошади в гриву.
— Ты была с ними заодно, — вопил он, потрясая кулаками.
— Я их и в глаза не видала, — простонала кляча. Несчастная говорила правду, — она была слепа на оба глаза. — Если я вру, протянуть мне копыта, — клялась она, бия себя в грудь.
— Папа, папа, — пискнул Кляпон, — с котла сброшен камень.
Цыган схватил крышку. В котле, погрузившись по самый нос в воду, дремала старая жаба.
Цыган Нагнёток и Друмля застыли в изумлении.
— Кажется, ты ошибся, папа, нужно было меньше трав, чтобы изменить её… И состарить. И сделать уродливой, — засмеялась Друмля. — Что осталось от нашей красотки, — она потрепала жабу по набухшему зобу. — Подумайте, и она смела называть себя королевной…
— Не морочьте мне голову, тут что-то неладно. Кляпон, живо за Чёрной Книгой Магов. — Цыган схватил связку сухих трав: тимьяна, куриной слепоты, живокости и повилики, растёр, их в ладонях и бросил в воду. Потом он начал читать из цыганской библии заклятья:
Крышка трижды подскочила, из котла повалил фиолетовый пар.
— Помолодела, помолодела, — радостно вопил Кляпон.
— Друмля, подними крышку.
Тёмная жидкость покрылась ржавыми пятнами. Котёл, был пуст.