Похищенная

И Инга молчала, нервно теребя пальцами край рукава и чувствуя, как сгущаются тучи. Даже она понимала, что принцы не просят, что их просьбы это приказы и нет никакой возможности отказать. Только не так, не при всех. Это будет открытое неповиновение и государственная измена.

Почти не дыша, она смотрела, как Онезис поднялся, нависая над ними угрожающей тенью, и его слова обрушились на нее с неотвратимостью горной лавины:

— Докажи нам свою лояльность, Аллард Сорн Дайлер. Принеси в дар Империи то, что дороже всего. Подари нам свою ливарри.

Глава 26

Будто оглушенная взрывом, Инга выпрямилась и застыла на своем месте. Ее руки, лежавшие на коленях, похолодели. Пальцы судорожно сжались, и ногти сквозь одежду впились в кожу бедра.

Но она не заметила этой боли. Она вообще ничего не видела и не слышала в этот момент. Кроме двух фигур, застывших друг против друга, словно противники перед схваткой. Казалось, весь мир вокруг них и даже само время замерли вместе с ними.

Ни звука, ни вздоха. Только растущее напряжение, которое тяжелым грузом опустилось на плечи, сжало сердце, сдавило грудь и заставило воздух застыть в горле колючим комком.

На секунду ей показалось, будто она оглохла. Но вот ее слуха коснулся невозмутимый голос Алларда:

— Ваше Высочество, я поклялся служить Империи не щадя собственной жизни, как и все мои предки. Моя жизнь — ваша жизнь. Мое имущество — ваше имущество. — Адмирал медленно поднялся с колен, не сводя взгляда с неподвижной фигуры принца. Каждое его слово вонзалось в сердце Инги, будто кинжал, причиняя невыносимую боль. — Но Догма Амморана выше императора и выше закона. Она непререкаемая истина, изменить которую может только само Мироздание.

За спиной раздался слаженный вздох. Словно все присутствующие в зале все это время стояли, задержав дыхание и, наконец, выдохнули одновременно. И Инга выдохнула вместе с ними, закрывая глаза.

Неужели он это сказал?

Посмел перечить наследнику трона у всех на глазах?

Он совсем сумасшедший!

От резкого облегчения у нее закружилась голова и зашумело в ушах. Даже позвоночник, казалось, превратился в желе и не хотел держать спину прямой. С каким удовольствием она сейчас сползла бы с этих ступеней и укрылась где-нибудь в темном углу. Подальше от сотен глаз, сверливших ее затылок.

А главное, от острого, пронизывающего взгляда принца, который сейчас обратился к ней.

Страх за Алларда, за себя, за их жизни прошелся по Инге леденящей волной. Ей не нужно было знать все законы их дурацкой Империи, чтобы понять: только что Аллард при всех отказал наследнику трона. И обрел в его лице смертельного врага.

— Значит, твой ответ — нет? — тон принца был пугающе безразличным.

Сердце Инги ёкнуло, на секунду сбиваясь с ритма, и тут же заколотилось с удвоенной силой. Пытаясь сдержать нервный вздох, она до боли закусила губу. Что бы ни ответил Аллард — он уже подписал себе приговор.

— Простите, Ваше Высочество, — Адмирал на секунду склонил голову, но тут же выпрямился. — Я готов умереть за Тариан в любую минуту, если на то ваша воля. Но я не в праве пойти против Догмы. Никто не в праве. Даже сам император.

Не опуская глаз, Аллард смотрел на принца. И знал, что тот тоже сейчас разглядывает его, решая, что делать с непокорным адмиралом.

Но формально правда была на его стороне. Чужая ливарри — табу для всех. Она неотъемлемое и неделимое имущество, принадлежащее своему амону. Ее нельзя подарить, нельзя конфисковать. Никто не смеет даже видеть ее лица, не считая ее хозяина и его высокородной жены.

Все эти постулаты вносились в Догму не просто так. На каждый из них имелась причина.

Онезис обвел присутствующих изучающим взглядом. В разношерстной толпе инопланетных гостей, замерших полукругом в десяти шагах от трона, виднелись серые сартры его приближенных. Все тарианские амоны свято чтили Догму. Ни один из них не нарушит ее даже под страхом смерти. Слишком уж печальным был опыт, оставленный в прошлом. Никто не захочет его повторять.

Ситуация сложилась довольно двусмысленной.

И теперь нужно было выйти из нее, не потеряв королевского достоинства.

— Что ж, уважаю твое решение, — принц медленно опустился в кресло, и абийянки с довольным визгом бросились лобызать его руки. — Ты прав. Догма превыше всего. В конце концов, это единственное, что остается незыблемым в нашей Вселенной.

Его слова скрывали тонкий намек, лежавший буквально на поверхности. И Инге не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять: это еще не конец.

— Приятного вечера, адмирал, — наследник протянул руку для церемонного поцелуя. — Проведите его с пользой.

С аудиенцией было покончено, но напряжение никуда не исчезло, наоборот. Воздух, которым дышала Инга, стал вдруг сухим и колючим. Он царапал горло, не давая ни вытолкнуть, ни проглотить застрявший комок. Будто на шее все сильнее затягивалась невидимая удавка, и Инга с трудом удержалась, чтобы не прикоснуться к горлу и не проверить, кажется это ей или нет.