Похищенная

— Ты лгал мне! С самой первой минуты! Ты заставил меня поверить в то, что я клон. Что моя прошлая жизнь пустое воспоминание! Ты украл мое прошлое, моего ребенка! И теперь спрашиваешь, почему я сбежала? Да ты действительно бесчувственный монстр!

Каждое слово било его, точно пощечина, заставляя бледнеть еще больше. Лицо Алларда посерело, превратилось в застывшую маску. Только в глубине глаз продолжали вспыхивать красные искры.

Инга увидела, как он сжал кулаки, вонзая ногти в ладони, и этот жест заставил ее процедить с убийственным презрением:

— Давай, ударь меня! Это ведь именно то, чего ты хочешь? Наказать непокорную самку, поставить ее на место?

Шумно выдохнув, он с пугающей скоростью пересек разделявшие их жалкие метры. Инга увидела лишь черную молнию, мелькнувшую в свете лампы, и зажмурилась, ожидая удар.

Она хотела, чтобы он ударил ее. Чтобы физическая боль затмила ту, что раздирает ее изнутри. И чтобы именно его руки, подарившие ей запретное наслаждение, принесли эту боль.

Она хотела его ненавидеть.

Но вместо этого ненавидела только себя. И эта ненависть раздирала ее изнутри, лишая здравого смысла.

Мгновения падали в пустоту ледяными осколками.

Удара все не было.

Только безмолвная тишина, пропитанная почти осязаемым напряжением. И две фигуры — мужская и женская — застывшие друг против друга.

На несколько бесконечно долгих секунд Аллард навис над девушкой, вглядываясь в ее запрокинутое лицо, от которого отхлынула кровь, в ее плотно сжатые веки.

Он слышал пульс, бешено колотящийся под ее кожей, видел дрожащую жилку, прочертившую беззащитное горло. И чувствовал, как от ее близости разрушаются стены, которые он так тщательно возводил.

Рядом с этой женщиной у него не было выбора. Она завладела им полностью: его душой, его телом. Поработила его.

Какое бы наказание он ей не придумал, прежде всего, он накажет себя.

Инга судорожно вздохнул, когда его пальцы почти невесомо коснулись ее щеки. С такой щемящей, завораживающей нежностью, словно он боялся разбить ее своим прикосновением.

Нет, совсем не этого она ожидала.

Его пальцы скользнули вниз, чуть задержались на губах, заставив их инстинктивно раскрыться, а потом слегка сжали ее подбородок, не давая опустить голову.

— Я не настолько бесчувственный, как ты считаешь, — услышала она его голос, чужой и безжизненный. — Эту ночь ты проведешь здесь, а завтра тебе придется столкнуться с последствиями своих необдуманных действий.

Инга открыла глаза и вздрогнула, ловя на себе его непроницаемый взгляд.

— Если бы ты чувствовал хоть половину того, что я, — прошептала девушка, чуть дыша, — ты бы меня отпустил.

Она увидела, как он медленно покачал головой.

— Если я тебя отпущу, ты умрешь.

Долгий взгляд, пронзающий ее насквозь, и его губы — сухие, холодные — на долю мгновения накрыли ее собственные, искусанные и дрожащие.

Будто удар молнии заставил девушку содрогнуться всем телом. Ее руки взлетели вверх, мимо воли ложась на плечи мужчины. Ладони скользнули вверх по грубым эполетам, царапающим нежную кожу. Пальцы зарылись в короткие жесткие волосы тарианца, и сила, которой Инга не могла дать названия, бросила ее вперед, на него.

В объятия того, кого она должна ненавидеть.

Но вместо Алларда ее руки сомкнулись на пустоте. Он исчез.

Лишь вкус его поцелуя морозной дымкой осел на губах.

Как завороженная, Инга приложила ладонь к губам, не отрывая взгляда от того места, где только что стоял тарианец. Ее сердце колотилось, как сумасшедшее, отдаваясь в висках барабанной дробью. Эта дробь перекрывала все звуки, даже звук ее собственного прерывистого дыхания. Перед глазами расплывался туман, и в этом тумане не было ничего, кроме отголосков ее собственной боли.

* * *

Это была самая долгая ночь в ее жизни.

Даже та ночь, в которую застрелился Артур, не казалась Инге такой бесконечной, как эта. Тогда она еще не знала, что стало причиной его поступка, и завтрашний день не пугал так, как теперь. Потрясенная самоубийством мужа, она смогла взять себя в руки. Она нашла силы, чтобы успокоить сына, потревоженного приходом полиции. Чтобы давать показания, выслушивать лицемерные соболезнования и терпеть любопытство соседей, которым, кровь из носу, хотелось знать, что случилось.

Она выдержала и похороны, и объявление о банкротстве, и даже опись имущества. Сорвалась, только когда муниципалитет отобрал ребенка, мотивируя это тем, что она не в состоянии его содержать. Но даже тогда у Инги была надежда и была цель, к которой она готова была идти несмотря ни на что.

А теперь?

Теперь она не знала, будет ли вообще этот завтрашний день.

В душе царило смятение.

После ухода Алларда внутри разлилась щемящая пустота. Этот тарианец унес с собой что-то важное, без чего жизнь уже не представляла особого смысла.

Свернувшись калачиком на узкой койке, Инга так не сомкнула глаз, пока за ней не пришли.

Она ожидала увидеть конвоиров-омранов, но вместо этого в камеру вошла Стелла, держа в руках схети из плотной ткани пурпурного цвета.

— Госпожа, — прозвучал бесстрастный голос андроида, — вы должны надеть это.

Инга медленно села, зажав ладони между коленей.