Похищенная

Но учитывая, какой Шайен была до аварии и как изменилась, они были правы. Раньше она была очень общительной: здоровалась с каждым, кого встречала в школьном коридоре, могла постоять и поболтать, любила петь… А потом замкнулась в себе. И дело было не только в том, что ей стало грустно. Потеряв зрение, Шайен утратила возможность считывать эмоции людей по невербальным сигналам. Теперь она не видела, был ее собеседник уставшим, печальным, веселым или обеспокоенным. Без зрения приходилось во всем полагаться на слух. И если прислушаться как следует, она все же могла понять эмоции по голосу. Правда, тогда ее собственный голос звучал не очень выразительно.

В интернате были коридоры, в которых могли разойтись без каких-либо затруднений два человека. В широких коридорах ее школы, «Катлин Габел», Шайен не имела возможности подстраховаться, держась за стену. Там было так много народу, что она легко могла оказаться посреди толпы, откуда до ближайшей стены был чуть ли не километр. Хуже всего оказалось на перемене: чтобы попасть в другой класс, давалось лишь несколько минут. Если она торопилась, то неминуемо с кем-то сталкивалась, и человек смущался, от чего Шайен была готова провалиться под землю от стыда.

До появления Фантома она никогда не была уверена, что класс, куда она наконец добралась, – тот, что нужен. Но даже если это был тот самый кабинет, еще предстояло найти свое место и никого не толкнуть. Пробираясь к своей парте, Шайен гадала, кто на нее сейчас глазеет, стоят ли там парни, посмеиваются ли над ней. Ей хотелось быть крутой и изящной, а не взмокшей и неуклюжей. С появлением Фантома она стала двигаться быстро и легко.

При мыслях о псе глаза Шайен наполнились слезами. Как же она любила мягкую шерсть на его ушах, удлиненную морду и даже то, как он цокает когтями по полу при ходьбе! Когда он проказничал, то старался делать это тихо. Если хотел пить, скреб миской по полу, чтобы Шайен услышала. Выпрашивая лакомство, гавкал и клал лапы на столешницу. А если уставал, сворачивался калачиком под письменным столом Шайен, у пустого камина или даже в душевой кабинке.

Шайен надеялась, что ее слезы незаметны, не хотела, чтобы Гриффин видел ее плачущей, но и разговор обрывать не стоило: парень казался таким заинтересованным. Она надеялась опутать его невидимыми веревками слов.

Вдохнув поглубже, девушка продолжила:

– Но собака – это не машина какая-нибудь. Дома она не должна работать. Ей нужно время, когда она может побыть просто домашним питомцем. А ваша собака, та, что на улице, – у нее бывает такое время? Она когда-то бывает просто собакой, а не цепным псом?

– Ты про Герцога? – удивленно спросил Гриффин. – Герцог вообще не собака, – усмехнувшись, ответил он на вопрос, – домашний питомец – это точно не про него.

Он еще раз усмехнулся над абсурдностью такого предположения, а потом спросил:

– И откуда эта собака знает, куда тебя вести?

– Она не знает, – помотала головой Шайен. – Это совсем непохоже на то, как ты командуешь водителю такси: «В «Макдоналдс», пожалуйста», – и он тебя туда ведет. Это не так. Половину работы делаю я. У меня в голове должен быть весь маршрут до места, со всеми улицами и поворотами, и это я говорю ему, где сворачивать. Перед перекрестком я одна на слух решаю, можно ли идти, потому что собака не различает цветов и все сигналы светофора для нее одинаковы. Добравшись до нужного квартала, мне надо по каким-то ключевым моментам найти здание. Навигатор у нас я. На Фантоме лежит задача довести меня так, чтобы я ни в кого не врезалась и меня не задавили.

– То есть как… Ты стоишь на улице и просто слушаешь, остановились ли машины? Страшновато, если честно. А что, если ты скажешь Фантому идти, а там будет машина?

– Этих собак обучают различать, безопасна ли твоя команда, – объяснила Шайен. – Такой навык называется «разумное неподчинение».

Глава 22. Большая ошибка

– Разумное неподчинение? – повторил Гриффин. Словосочетание ему определенно понравилось. Почему-то другие люди считали, что он совершал большую ошибку всякий раз, когда не подчинялся их желаниям.

– Самое забавное, когда он отказывается меня слушать, я все равно раздражаюсь, – сказала Шайен. – Как будто он глупый и ничего не понимает.

Она сделала большой глоток апельсинового сока и вытерла уголок губ ладонью. Печенье Шайен уже доела, и Гриффин запоздало спохватился:

– Может, ты хочешь пообедать?

– Да, было бы неплохо.

– Пойду посмотрю, что у нас есть.

Он встал и вышел, по пути на кухню вспоминая, что там осталось. В кухонном шкафчике была сухая лапша быстрого приготовления, а в морозилке осталось немного зеленого горошка. Еще можно нарезать сосиску и положить сверху на лапшу. Он подумал, что лапшу надо будет поломать, чтобы ей было удобнее есть. Гриффин решил сказать Шайен, что сухая лапша, залитая кипятком, это все равно что каша из топора: можно положить туда все что пожелаешь. Он надеялся, что Шайен это повеселит, и, может, она даже улыбнется.

Пока Гриффин искал в холодильнике яйца, подошел Тиджей.

– Пожевать делаешь?

– Для нашей гостьи.