К досаде Мишель, ничего хрупкого и легко бьющегося ей в поле зрения так и не попалось. Оставалось только запустить в стену книгой о приключениях Морского дьявола и в который раз поклясться в ненависти до гробовой доски Донегану-старшему, не забыв припомнить и младшего.
Не сразу удалось обуздать гнев. Когда перед глазами перестало темнеть, пленница не без удовольствия отметила, что комната после уборки сверкает и искрится, щедро орошаемая косыми лучами яркого солнца. Простыни приятно пахли лимонной вербеной, в подсвечниках белели, горделиво вздымаясь, свечи, а в раскрытое настежь окно, обрамлённое с обеих сторон ажурными занавесками, врывались ароматы тёплого весеннего утра: терпкий — подстриженной травы и сладкий — цветущей вишни.
Мишель грустно улыбнулась. Будь она сейчас в Лафлёре, ещё бы нежилась в постели. Потом бы вкусно позавтракала, по привычке забыв, что леди полагается завтракать не вкусно, а мало. Ну а после наряжалась бы перед зеркалом под полные искреннего восхищения комплименты младшей сестры. Возможно, перебросилась бы с Флоранс парой скупых словечек. Или, быть может, они бы снова поссорились, как делали это частенько.
Девушка печально вздохнула. Странное дело, ей не хватало их выяснений отношений. И ещё больше она скучала по светлым, ясным улыбкам Лиззи.
— Увижу — задушу в объятиях и зацелую до смерти, — сделала себе пометку в памяти. Постаралась отвлечься от неприятно колющих сердце воспоминаний и сосредоточилась на своих таких приятных фантазиях.
…Нарядившись, она могла бы отправиться на прогулку. Одна в компании своей вороной кобылки или, если бы пребывала в хорошем расположении духа, в обществе какого-нибудь обходительного кавалера, которые ежедневно оббивали пороги Лафлёра в надежде увидеться с первой красавицей графства.
Будь она сейчас дома, наверняка бы ломала голову, отправиться ли на пикник с кем-нибудь из соседей. Или предпочесть трапезе на свежем воздухе музыкальный вечер, которому обязательно предшествовали долгие часы сборов.
— Но ничего из этого сегодня не случится, — прошептала Мишель, развеивая приятные картины несуществующего будущего и сейчас как никогда отчётливо понимая, что жизнь, так похожая на сказку, осталась в прошлом.
А настоящее если и можно было сравнить со сказкой, то только с очень и очень страшной.
Мишель испытала ни с чем не сравнимое облегчение, когда увидела в окно Галена, уезжающего куда-то в коляске. Следом за ним в неведомом направлении умчался Кейран, и девушка почувствовала, что без них в Блэкстоуне дышится намного легче.
Мишель было скучно. Читать с утра до вечера она не любила, глазеть в окно ей быстро надоело. Желая скоротать время, что оставалось до обеда, девушка пересмотрела ветошь, хранившуюся в сундуках, в которые вчера заглянула лишь мельком. Снова внимательно изучила книжный стеллаж, наметив для себя программу на вечер: чтение ещё одного авантюрного романа.
Посидела в кресле-качалке и даже поближе познакомилась с куклами, запихнув безрукие и безголовые игрушки на дно самого большого сундука.
— Какие же вы всё-таки страшные, — не постеснялась высказаться девушка.
Подтащив табурет к стеллажу, потянулась к самой верхней полке, легко балансируя на носочках. В самом дальнем углу, в ореоле припыленных кружев и алых лент, сидела фарфоровая красавица.
— Иди-ка сюда. Посадим тебя пониже. — Кряхтя от напряжения, Мишель тянулась всем телом, впервые сокрушаясь, что она не дылда, как Флоранс, а хрупкая Дюймовочка. Наконец, к вящей радости девушки, ей удалось ухватиться кончиками пальцев за тонкую, как паутинка, оборку пышной юбки. Мишель потянула куклу на себя и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда на пол возле табурета приземлилось что-то тёмное и увесистое.
Дунув на прядь, выбившуюся из собранного впопыхах пучка и теперь назойливо лезущую на глаза, пленница присела на корточки перед потрёпанной, видавшей виды книгой в растрескавшемся кожаном переплёте.
Не сдержавшись, чихнула и, быстро смахнув серую дымку пыли, пролистала находку. Ею оказался чей-то дневник, страницы которого были сплошь исписаны аккуратным убористым почерком.
Мишель разложила дневник у себя на коленях, открыв его примерно на середине, и вздрогнула, прочитав первые строки, темневшие на пожелтевшей странице:
Уже три месяца я не вижу белого света.
Даген — монстр. Чудовище.
В Блэкстоуне он господин и бог.
А я ему больше не жена. Теперь я его пленница. Рабыня.
Я чувствую… Нет, точно знаю! С рождением ребёнка моя жизнь кончится…
Даген меня убьёт.
Мишель вскочила, как от удара хлыстом, больно врезавшимся в охваченное страхом сознание. Отпрянула, будто только что держала у себя на коленях свернувшуюся кольцом змею, которая её едва не ужалила.