Похищенная, или Красовица для Чудовища

— И почему я не обратила внимания на слова Мари Лафо? — ворчала девушка, подвязывая длинную юбку, чтобы не мешала спускаться по дереву. — Ведь действительно же животное… Уф! Так бы и повыдёргивала ему клыки. И руки бы поотрывала, чтобы больше не смел до меня дотрагиваться!

Нашарив в темноте туфли, обулась.

В детстве Мишель была бойкой, непоседливой девочкой. Предпочитала игре с куклами общество мальчишек-рабов. Они научили её и бегу с препятствиями, когда вместе удирали с соседской фермы, где обчищали фруктовые деревья, и лазанью по тем самым деревьям, и много чему ещё.

И сейчас Мишель мысленно благодарила друзей детства за то, что в своё время помогли ей преодолеть боязнь высоты. Произнеся короткую молитву Всевышнему, девушка оглянулась на комнату, в которой испытала самые счастливые и самые ужасные мгновения в своей жизни. Пожелав больше никогда сюда не возвращаться, перекинула через подоконник одну ногу, за ней другую.

Стараясь не смотреть вниз и не думать о том, сколько же ярдов отделяют её от земли, начала осторожно спускаться по старому дубу, мечтая о том, что уже к утру окажется дома.

Выдернет из вольта иголку и будет вспоминать о днях, проведённых в Блэкстоуне, как о страшном сне.

Умирая от страха, покрываясь от напряжения испариной, Мишель переступала с ветки на ветку. Внизу темнели кусты чубушника, в жаркое время года облачавшиеся в белоснежное убранство из крошечных, сладко пахнущих цветов.

Интересно, если сорвётся, кусты смягчат удар от падения? Хотя бы чуть-чуть. Или её бесславно вернут в треклятую комнату, уже с переломами. Может, когда превратится в обмотанную бинтами мумию, Гален потеряет к ней интерес.

И тем не менее проверять, так это будет или нет, Мишель совершенно не хотелось.

— Ты мне заплатишь, Донеган! Заплатишь за всё! — словно молитву Всевышнему, только воинственно шипя сквозь зубы, повторяла Беланже.

Решила, что будет справедливо — справедливо по отношению к самой себе — столь сильное чувство, любовь, что огненным цветком распускалась у неё в груди, обратить в полярно противоположное, такое же всепоглощающее и жгучее.

Ненависть.

— Я тебе покажу, как похищать и удерживать силой леди! — Неосторожный шаг, и под ногой предательски хрустнула ветка.

Тоненько вскрикнув, Мишель сорвалась с дерева. Благо полёт оказался коротким, а приземление прошло почти безболезненно. Лишь тоненькие веточки, густо усеянные молодой листвой, в ночи казавшейся почти чёрной, неприятно царапнули кожу.

— Ай! — Мишель тут же прикусила язык, вспомнив, что у неё в самом разгаре побег. Нужно быть предельно осторожной и стараться не шуметь.

В окнах библиотеки, располагавшейся прямо под её временным пристанищем, не мелькало ни единого лучика света. Даже пламя в камине уже успело погаснуть. Значит, никто из Донеганов не стал засиживаться допоздна: с книгой, если бы это были Айрин или Катрина, либо же с бокальчиком кукурузного виски, который так чтили здешние джентльмены.

Позволив себе короткую передышку, чтобы дать успокоиться сердцу, исступлённо колотившемуся в груди, Мишель со всех ног бросилась по центральной аллее — этому зелёному туннелю, в котором мечтала затеряться, раствориться. Исчезнуть.

Ветер, безжалостно бьющий в лицо, трепал волосы, холодом жёг обнажённые плечи. Мишель запоздало отругала себя за то, что даже шали не догадалась захватить. И если днём, когда припекало солнце, бывало даже жарко, то ночи на юге Анделианы всё ещё оставались прохладными, напитанные туманом, с промозглым воздухом.

Девушка убеждала себя не делать этого и всё равно, прежде чем ухватиться за кованые узоры ворот, оглянулась на тёмную громаду Блэкстоуна, будто вобравшего в себя страхи и боль всех тех, кто жил в нём, ныне и прежде, долгие десятилетия.

Его хозяев. Его рабов.

Мелькнула мысль, быть может, абсурдная, что все, кто попадают сюда, становятся узниками. Узниками этого жуткого, отвратительного места.

— Но только не я! — шёпотом заявила в пустоту беглянка и, подтянувшись, стала взбираться наверх.

Предвкушение свободы пьянило и будоражило, заставляло дыхание сбиваться на хрип, ладони — потеть. Отчего те так и норовили соскользнуть с очередного серого завитка, и тогда сердце Мишель замирало. А потом, когда она снова с упрямством сжимала холодный металл, принималось бешено колотиться. Чем выше взбиралась, тем сильнее кружилась голова, и перед глазами всё пускалось в безумную круговерть.

Мишель как могла старалась унять рвущуюся наружу радость, напоминая себе, что впереди самое сложное — пробраться через лес, минуя кипарисовые болота, и не увязнуть в одном из них, превратившись в чей-то вкусный десерт.

Средняя Беланже мало чего боялась в жизни, но от одного лишь вида аллигатора, неспешно выбирающегося из воды, могла запросто лишиться чувств.

Девушка успешно перелезла через высокие кованые ворота. Порадовалась очередной своей, пусть и крошечной, победе и, не теряя времени, бросилась к перекрестью дороги… чтобы замереть на нём как вкопанная. Вдали тёмной точкой обозначилась повозка, и в ночную тишь ворвалась дробь лошадиных копыт.