Похищенная любовь (СИ)

По телу прошла волна электрического тока. Только Седой мог смотреть на меня так, словно имеет право. Словно я его собственность.

— Не делай вид, что не узнаешь.

У меня кружилась голова.

— Узнаю, поэтому и здороваюсь.

— А ты не скучала.

Я понимаю, что хочу от него. Не уйти, а убежать.

— Извини мне пора.

Он не склонил головы и не отвёл глаза. Посмотрела на себя в зеркальное отражение бара, — бледная, а глаза горят. Живут своей жизнью, потому что часть меня, спрятанная глубоко внутри, рада этой встрече. Я задавила все чувства на корню. Мне было все равно, я не хочу разбираться в своих ощущениях. Лишь бы потеряться, лишь бы он не схватил меня.

— Неужели откажешь, уйдешь не поговорив, а Тома?

Седой склонил голову на бок. Я кивнула, пытаясь разом сказать, всё и одновременно не зная, как сказать. И еще искала Валентина в толпе.

А его руки уже двигались, коснулись щеки невесомо, не прикасаясь, просто обвели по контуру. Я дернулась.

— Я не хочу тебя видеть, не хочу говорить. Я излечилась. Ты чудовище.

Я смело смотрела в его глаза, а у самой дрожала рука так, что пришлось поставить бокал.

— Это правда, что ты собираешься за него замуж? — рука замедлилась дрожит.

Вопрос, заданный просто так, уже вскользь, как констатация факта, что вот и всё, вот и всё мы с тобой Седой, разлетимся навсегда как птицы. Может и правильно, что разлетимся. Вижу что он напряжённо ждет моего ответа.

Я кивнула. Уверенно, безразлично. Не имело смысла спрашивать, откуда он узнал. Кто угодно мог проболтаться, а может быть Даневич сказал сам.

Седой побледнел. Отнял руку от моего лица. Словно глаза оплавились, почернели, в них появилась сталь, злость, решимость, одержимость, безумие, сухой песок.

— Тебе хорошо с ним?

— Да, очень. Я мечтаю выйти за него замуж.

Вот и рухнули, и рассыпались все трогательные моменты, пожираемые ненавистью. Я ненавижу его, НЕНАВИЖУ, твердила про себя.

— Уходи, — простонала я, — оставь меня в покое, пожалуйста…

Часть 51

Ты молчишь, я дышу. Говоришь, что живу.

Смотришь вниз глубоко, понимаешь легко.

Дикая, но не я, а вода под землей.

Это ты, это я, это все не со мной.

Я твоя, ты видишь я жива.

Ты видишь, я могу как раньше не могла.

Обожгла, тебя я обожгла

Теперь я крапива для тебя.

Я ее увидел. Понял, почувствовал, что сейчас привычный мне мир перевернется раз и навсегда. Тома все время возникала в моей памяти девочкой, худенькой, с вечно распущенными волосами. Моей хрупкой любовью детства. Я смотрел на нее. Это была Тома, и в одночасье не моя девочка. Она стала женщиной, БЕЗ МЕНЯ. Волосы — на тон светлее чем я запомнил, на губах темная рубиновая помада. Черное платье облегающее фигуру, словно вторая кожа. Вырез в бархатной ткани оголяет практически все правое бедро. Пушистые ресницы и знакомые до дрожи карие глаза. Она улыбалась, своей отрешенной улыбкой которую я не смог стереть из памяти, даже в часы жуткой ненависти к ней. В моих снах она не была настолько живой, настолько притягательной как сейчас. Я разглядел на пальце кольцо, и руку Даневича на ее пальцах. Понял, что если не найду способ успокоится, то при всех подойду и оторву ее руку. Спрятался в тени колоны и достал сигарету, сжал губами не прикуривая, просто что бы почувствовать запах табака во рту.

Пока я выбирался из грязи, боролся со своими демонами она неплохо устроила свою жизнь. Ради нее (пусть она и не просила), я оставил прошлую жизнь. Оказалось, мне никто не был нужен, ни отец, ни влиятельная жена, ни клан Ветрова. Мне нужна была эта хрупкая девушка, ее улыбка, искорки в темных глазах. Единственное желание в моей гребанной жизни. Лишь однажды я так сильно хотел чего-то. Глупый мальчик мечтал, что бы Бог вернул на землю его маму. Он плакал и молился, заливал слезами подушку. Но приходил отец, поднимал его худенькое тельце и бил по щекам, тряс со стороны в сторону.

— Не смей быть тряпкой. Твоя мать шлюха. Ты никогда ее не увидишь, забудь.

Мальчик закрывал ладонями рот. Но не мог сдержать свой плач, и тогда пьяный отец отшвыривал его в угол и уходил громко, захлопывая дверь. Оставляя сына наедине с его глупыми молитвами

Потом мальчик понял — Бога нет. Есть только СИЛА, она правит миром. А вот теперь оказалось, кроме СИЛЫ есть еще ЛЮБОВЬ.

Тома спокойно обвела взглядом зал. Красивая, а у самого в груди болело так, словно открывалась кровоточащая рана. БОЛЬ. Я привык к ней, сросся со всеми ее физическими проявлениями. Даже тогда, когда мне в последней разборке всадили пулю в плечо, я отбивался здоровой рукой. Я победил в схватке, потому что СИЛА — это умение преодолеть страдания. Но сейчас это было совершенно иная боль. Видеть самого любимого человека и не сметь к нему прикоснуться. Девушка что-то сказала Валентину и вырвала свою руку. Скоро, любимая скоро.

От него исходила сила и уверенность. А еще чувство опасности, тонкий, налёт. Когда стоит перед тобой обычный с виду человечек, а в глазах у него тяжесть. Он схватил мои запястья. Меня парализовало, на секунду, а потом я выдохнула

— Пусти, прошу.

— Не могу Тома. Я люблю тебя.