И даже не страшно, что будет в моей судьбе дальше. Страшно одно. Что закончится танец. Что он остановится. Не прикоснется больше. Оставит меня вот такую. Изнемогающую от безумного желания. Настолько безумного, невозможного, что я готова завыть.
— Давай сбежим.
Я вздрагиваю, когда его губы почти касаются моих.
Тону.
Тону в его глазах, а внизу живота твориться что-то невообразимое.
Его дыхание, ложащееся на губы, пробивает острым током.
Таким, что кружится голова, а сама я готова забыть обо всем на свете и погрузиться во все грехи ада!
Слабо протестую, пытаясь отстраниться от объятий, которые совсем уже переходят грань приличий и танца.
Крепкие руки прижимают меня к себе. Шарят по спине, оставляя по себе следы прикосновения, которых хочется все больше.
Он оглушает.
И я пьянею. Пьянею намертво от его безумных глаз, которые сейчас, лихорадочно полыхая, стали совсем огромными и бездонно черными.
— Нас могут увидеть…
Выдыхаю на грани слышимости.
— Кто?
Его губы слишком. Слишком близко.
И я готова застонать от того, насколько мне хочется ощутить их вкус!
Только сейчас замечаю, что незнакомец увлек меня в танце далеко из зала.
Значит, мы одни… На нас никто не смотрит, никто не видит!
Грудь начинает вздыматься так, что готова прямо сейчас выпрыгнуть из тесного декольте. Будто умоляя о его прикосновении.
Глава 22
Соски уже совсем заострились. Стали каменными. Покалывают и болят, изнывая от необходимости его рук. Наваждение. Бред. Чистый порок, что плещется в его глазах.
— Нас…
Еде выдыхаю, задыхаясь.
— Нас не выпустят.
— А вот это уже предоставь мне, детка!
Он скользит по моим губам, едва касаясь.
А меня уже уносит в пучину такого яростного томления, что сама готова впиться руками в его волосы. И не отпускать… Притянуть к себе…
— Пойдем.
Его рука властно ложится мне на бедро, и я вспыхиваю.
Даже не задумываюсь, как он узнал про этот тайный выход под лестницей. И почему так легко открыл маленькую, почти неприметную дверь, которая в последнее время наглухо закрыта. А ведь я, планируя побег, подбирала все возможные ключики. Даже стащила у отца большую связку ключей. Но, увы. К этому выходу, казавшемуся мне самым лучшим, ключа так и не отыскалось!
Камеры. Охрана.
Все это вихрем проносится в голове, пока он тащит меня за собой по узкой дорожке, петляющей между высокими кустами роз.
Черт.
Его же просто сейчас убьют!
— Постой!
Останавливаюсь, чувствуя, что сердце сейчас таки выскочит из груди.
Холодный воздух заставляет отрезветь, пусть и не окончательно.
Но осознание того, что в него сейчас просто выстрелят, заставляют голову освободиться от дурмана.
И пусть я совсем его не знаю. Даже имени не спросила. А все равно. Знаю наверняка. Не смогу простить себе, если из-за меня его просто сейчас пристрелят.
— Тихо.
Шепотом.
Но звучит, как приказ. Как удар.
Его голос, до этого сочащийся чистым соблазном, ударяет по венам. Властью. Силой. Тем, как заставляет подчиняться. Мгновенно.
И я замираю.
Ноги сами перестают двигаться.
Почти бесшумный удар, и вот уже смотрю, как два появившихся будто из ниоткуда охранника, валятся на снег.
Как ему удалось?
На отца работают только самые лучшие!
— Идем, малышка, — как ни в чем ни бывало, он снова берет меня за руку, увлекая за собой.
Удивительно, как ему удается двигаться практически бесшумно и незаметно. А еще… Еще очень удивительно, как уверенно он ведет меня за собой в моем собственном саду. По незаметным дорожкам, на которых и я сама, бывает, петляю.
— Эй!
Не успеваю предупредить его про опасность, как выпрыгнувший будто с неба на нас еще один охранник с хрипом валится замертво.
Он даже не останавливается. Даже не оборачивается. Просто продолжает вести меня за собой.
Только сейчас замечаю, что с его руки что-то красное капает на землю.
Нож. У него в руке нож и сейчас он окровавлен! С него стекает кровь!
Боже!
Да кто же он такой?
Уж точно не коварный соблазнитель!
Кто еще способен так просто расправиться с вышколенной и натренированной охраной отца?
И ради чего?
Ради просто проведенного вместе вечера?
— Там забор. Под напряжением, — выплескиваю на одном дыхании.
Это глупо. Да. Но почему-то в этот момент меня совсем не пугает то, как он расправился с охраной! Думаю только о том, как было бы жутко, если бы он повалился на землю сейчас вместо того громилы. Почему?
Но прямо сердце сжимается, как представлю себе эту картину. И внутри все леденеет.
— И камеры, — добавляю, заметив почти сразу за забором черную машину.
Наверняка, это его.
Выходит… Он все спланировал? Заранее?
Ничего не понимаю. Не возьму в толк.
Или это просто совпадение?
— Нас заметят, — выдыхаю, сжимая его руку.
— Камеры засекут номера, и…
— Тихо, детка, — он не усмехается.
Просто пристально смотрит. Прожигает. Своей уверенностью. Своим взглядом.
Проводит пальцем по губам, и я вздрагиваю, будто весь ток, что проведен по забору, пробегает сейчас вспышками по мне.
— Все отключено.
— Послушай!
Мороз выветрил уже весь дух авантюризма. Все желание сбежать, невзирая ни на гостей, ни на охрану.
Прижимаю ледяные ладони к щекам, понимая, в какую нелепую глупость я ввязалась.
Отец найдет.
Вычислит.