Похищенная викингом

Однако девушка давно признала, что отличается от матери не в свою пользу. Она слишком часто испытывала страх, и его сокрытие было для всех очевидно. Мужчины — и воины, и даны, и норманны, и саксы — все, толпящиеся у трона, нашептывали ей, как поступить и что сделать, чтобы выгодно отличаться от союзника на юге, — Уэссекса, которым и правил ее дядя, король Эдуард, считавший себя, а не сестру, правителем земель, позволившим из милости разделить с ним власть. Подобное одолжение он не собирался оказывать племяннице, к тому же лояльность ее нельзя было заполучить так же легко, как в случае с сестрой.

«Я мог выдать тебя за своего союзника», — известил он, когда явился забрать Тамворд, разрушить все, что осталось от надежды Мерсии на независимость, и сделать то, чего Эльфвина боялась больше всего в жизни.

Но ведь всегда есть риск, что союзник станет врагом, верно? Если бы Эльфвина слушала, что ей твердили, даже поступала так, как советовали, чего ждали и, не колеблясь, заявляли в ее присутствии, если бы действовала как матушка, не подумав дважды, давно стала бы тем самым врагом. И никто не стал бы осуждать вставшего против нее дядю.

Она отлично это знала. Ее спасло умение молчать, кротость, которую она демонстрировала, закутавшись в нее, словно в этот шерстяной плащ, не обращая внимания на давившую изнутри тяжесть. Именно поэтому сейчас она готовится доживать свой век в аббатстве, а не лежит в могиле, куда мечтал отправить ее дядя. И за это его тоже никто не стал бы осуждать. «Это проявление моего милосердия, дорогая племянница, — сказал он ей, когда сообщил о решении, и глаза его сверкали не злобой, конечно, но все же недобро, — мой подарок тебе в память о покойной сестре». Тогда, как и сейчас, Эльфвина стояла, склонив голову, хотя в самой глубине души появилось желание расправить плечи, как мать, и принять бой. Возглавить войско. Брать города. Управлять королевствами. Атаковать врагов и заставлять их пасть пред собой. Но на то была способна одна-единственная госпожа мерсийцев. Эльфвина прекрасно понимала, что никогда не выдержит сравнения с ней. Такова истина.

И не только потому, что желала на самом деле мира, а не войн и сражений. Она всегда старалась этого добиваться, используя те способы, которые были в ее распоряжении. Она стала кроткой и благочестивой, красивая церковная латынь станет ее оружием и в надвигающейся ночи.

— Я пришел за леди, — сказал норманн людям ее дяди. Его голос не был ни красив, ни мелодичен, но эффект впечатлял. За все это время он так и не пошевелился, будто был высечен из камня. — Я не буду с вами бороться, но, клянусь, если попытаетесь меня остановить — и стволы этих деревьев станут красными от вашей крови.

Голос был таким грозным, что Эльфвина ощутила, как напряглось ее тело, даже кожа натянулась, и по ней побежала дрожь. Она могла сделать лишь то, что и всегда с того дня, как умерла матушка. Надо склонить голову и надеяться, что силы, которые ее оберегают, сжалятся и вновь помогут. Надо выжить любой ценой.

Норманн внимательно вгляделся в лица солдат, будто по ним мог понять их характер.

— Уйти сейчас — самой мудрое, что вы можете сделать.

— Леди направляется в Уилтон, — осмелился произнести один из солдат, хотя неуверенность в голосе сделала фразу больше похожей на вопрос, — в женский монастырь, по приказу короля.

— Эти дороги коварны, — произнес воин, — зимой они могут быть опасны. — Говорил он тихо, но одного взгляда Эльфвине было достаточно, чтобы понять, как он напряжен. И явно держит ее под прицелом. — Разбойников и волков предостаточно, — продолжал он, — а вот королей мало. Кто знает, что случится в столь опасном месте с таким хрупким созданием.

Эльфвина с трудом перевела дыхание, перестав делать вид, что молится. Солдаты дяди, во все глаза смотревшие на норманна, на мгновение покосились на нее, на их лицах читался ужас и нежелание рисковать собой. Они не обращали на нее внимания, будто она была случайностью, которая никак не повлияет на их решение.

Эльфвина собралась с духом и произнесла:

— Мой дядя — могущественный человек, теперь он правит Мерсией. — Она хотела напомнить об этом солдатам, и надеялась, что грозный великан тоже прислушается. — Как ты смеешь угрожать ему?

Воин перед ней выглядел так, будто ночь не сгущалась, а снег не усиливался. Будто он знал, как все закончится.

— Лучше скажи, как ты смеешь угрожать мне? — Грозный рокот взлетел к верхушкам деревьев.

Эльфвина, к своему удивлению, заметила, что затаила дыхание, внутри возникло странное смятение. Непонятно, к кому сейчас он обращается? Кажется, скорее к ней, нежели к воинам.

И тогда она принялась по-настоящему искренне молиться, чтобы высшие силы послали ей помощь, если ее не могут оказать бесполезные воины дяди. Впрочем, она отлично понимала, что в такую погоду только дураки и разбойники отважатся находиться так далеко от мест обитания людей. Сейчас, на этом отрезке пути, точно, потому как она не питала глупых надежд, что сможет избежать угроз страшного времени года и остаться невредимой.