На фоне леденящего страха Эвелин почувствовала злость на себя – за то, что так ошиблась с профайлом. Дело Массовика-затейника было самым важным в ее жизни, а она облажалась! Если Норин застрелит ее сейчас, узнает ли кто-нибудь правду о том, что случилось с Касси и другими девочками?
От злости напряглись все мышцы, кулаки сжались, тело приготовилось к прыжку. Одно дело – думать о Норин как о невольной соучастнице, ставшей жертвой сначала отца-социопата, который искалечил ее психику, а затем извращенца-дяди. Другое – выяснить, что Норин виновна в преступлениях наравне с отцом. Она знала, что Эрл Эббот сделал восемнадцать лет назад, и вместо того, чтобы сдать его полиции, все эти годы хранила молчание, а потом, когда выросла, сделала то же самое еще с тремя девочками.
Ярость вспыхнула с такой силой, что в груди стало горячо, и Эвелин поняла, что ненависть отразилась на ее лице.
– Не смотри на меня так, Эвелин, – попросила Норин детским голоском. – Если бы родители хорошо заботились о тех девочках, я бы ни за что их не забрала. Это они виноваты, плохие мамы и папы, а не я! Их нужно было наказать. – Взрослый голос опять вернулся, в нем прорвался гнев. – Никто из них не заслужил возвращения дочерей! Но возможно, теперь они одумаются и станут заботиться о детях как следует!
Норин была безумна, и Эвелин прикусила язык, чтобы не выпалить это ей в лицо. Не важно, во что Норин верит и что говорит в оправдание своих преступлений. Главное сейчас – выбраться отсюда, чтобы засадить Норин за решетку до конца ее дней.
За решетку или в психиатрическую клинику, а не в подземную камеру, хотя Эвелин предпочла бы, чтобы Норин испытала все то, чему подвергались жертвы похищений Массовика-затейника. Чтобы она сидела в непроглядной темноте, гадая, вызволит ли ее кто-нибудь, или впереди – медленная смерть от голода. Чтобы замирала от страха в ожидании, что крышка может откинуться в любой момент и вместо спасения придут боль и страдания. Чтобы не знала, увидит ли она когда-нибудь снова дневной свет и свой дом.
Норин этого заслуживала.
Эвелин не отводила взгляда от пистолета в руках девушки. Дыхание участилось, пальцы напряглись, будто им не терпелось сжать рукоятку и нащупать спусковой крючок.
– Даже не думай об этом, – процедила Норин – не маленькая девочка, а взрослая сотрудница полиции, только уже менее робкая и застенчивая, чем помнила Эвелин. – Попробуешь отобрать у меня пистолет – и я нажму на спуск. Джек научил меня стрелять из «глока». Он хороший наставник.
– Тогда зачем ты так поступила с ним? – спросила Эвелин, стараясь унять бешеное сердцебиение и справиться с гневом.
Норин пожала плечами:
– Он пришел поговорить с Фрэнком. Его что-то тревожило с самого утра – я это заметила. Он думал, что упустил что-то, но никак не мог понять что. Пришлось позаботиться, чтобы он этого так и не понял. Рано или поздно Джек догадался бы, что мой дядя тут ни при чем.
– Как ты его сюда дотащила?
Эвелин не сомневалась, что ей помог Фрэнк. Сама Норин не справилась бы, Джек весит гораздо больше, чем она.
Но девушка опять захихикала:
– Я разыграла святую невинность, даже поплакала. Сказала Джеку, что нашла кое-что на поле, которое принадлежит моему дяде. Привела его сюда, показала яму и притворилась, что боюсь туда спускаться. Тогда он полез первым. Я ударила его по голове и забрала пистолет. – На лице Норин отразилось раскаяние, но всего лишь на секунду. – Я должна была это сделать.
– И когда он оказался в яме, ты решила его подставить?
– Нет. Я решила гораздо раньше. – Норин сердито посмотрела на Эвелин: – Это все из-за тебя! Ты подобралась ко мне слишком близко, я хотела от тебя избавиться!
– Это ты стреляла в меня на парковке?
– О да. Тогда я промахнулась, но не обольщайся: мне помешало поднятое стекло машины. В тире я всегда попадаю в яблочко!
Разговор о выстрелах лучше было поскорее свернуть. Эвелин быстро спросила:
– А при чем тут Джек?
– Ну, мне же все-таки надо было как-то от тебя отделаться, потому что никто другой не смог бы меня заподозрить. Я как раз размышляла, что бы предпринять, и вдруг мне позвонил Джек и сказал, что ты расспрашивала его о моей сестре. Я испугалась – подумала, если ты начнешь копать в этом направлении, скоро докопаешься до правды. Как выяснилось, я тебя переоценила.
Эвелин скрипнула зубами. Норин была права: как профайлер она проглядела самое главное. И если бы сегодня на веранде дядиного дома Норин не направила на нее пистолет, так и блуждала бы в потемках. Ей стало совсем нехорошо. Главным в ее жизни была работа, и до сих пор Эвелин твердо верила, что профайлинг – ее призвание и что она стала настоящим профессионалом. Но может быть, она и вовсе не годится для этого ремесла? Может, Дэн был прав с самого начала и для расследования преступлений Массовика-затейника нужен кто-то более опытный? Своим желанием приехать в Роуз-Бей она завалила дело. Ведь если Норин все сойдет с рук, это будет исключительно ее, Эвелин, ошибка.