Похищенные

Я кивнула. В полицейских досье не было указано, что они рассматривали всерьез только Такера, но это читалось между строк. Жаль, что его алиби было прочным, как цементовоз: когда похитили девочек, он был на работе, в трех часах езды от Лич-Лейка, что могли подтвердить больше десяти свидетелей.

– Он сейчас в доме престарелых в центре города?

– Верно. Теперь он безвреден. Можете поспрашивать у него, где он спрятал тела.

– Еще вы допросили курьера из Швана. – Я, глядя на него, достала блокнот и открыла на чистой странице. – Ничего не нашли?

– Нет, – ответил Бауман, прислоняясь к ближайшей стойке. – Ничего ни на кого, потому что это сделал Такер.

Я нацарапала в блокноте: «Бауман = Это сделал Такер».

– Кто решил допросить парня из Швана?

– А что? – ответил Бауман вопросом на вопрос.

– Кто сообщил о нем как о возможном подозреваемом? Я не смогла найти эту информацию.

Он почесал подбородок.

– Трудно сказать после стольких лет. Нам поступало много предложений.

– Может быть, это где-то записано?

– Как я уже сказал, вряд ли. – Он провел языком по зубам и ухмыльнулся мне.

– Джоди, вы не против посмотреть? – попросила я, слегка усилив свой миннесотский акцент.

Джоди взглянула на Баумана, он коротко кивнул ей, и она скрылась. Ему явно не нравилось, что я даю распоряжения его сотрудникам, но и отказать мне без уважительной причины и на глазах у всех он тоже не мог.

– Пока мы ждем, – продолжала я, – что вы можете мне рассказать о других офицерах, которые помогали следствию?

– Ничего. Были только мы с Алистером.

– Мне сказали, что на месте происшествия был еще вот этот человек, – я открыла фото и показала ему. Бауман наклонился посмотреть. Мягкая линия его подбородка напряглась, он засунул оба больших пальца назад в петли ремня и выпрямился во весь рост.

– Он не выглядит знакомым. Как, вы говорите, его звали?

– Я не сказала, как его звали. – Моя голова гудела. Бауман сразу узнал Комстока и так же быстро попытался это скрыть. Почему?

Бауман метнул взгляд на мои ноги.

– Нет, я его не знаю. У нас было очень много волонтеров. Может, это один из них. Может, он вообще сюда не заходил. Все в городе хотели найти этих маленьких девочек, хотели этого так сильно, как если бы это были их собственные дети.

Я никак не отреагировала, даже не кивнула. Лишь мысленно добавила еще одну строку в графу «Комсток». Его уже можно было повысить до статуса полноценного подозреваемого.

– Ничего нет, – сообщила Джоди, появившись сзади. – Во всяком случае, ничего такого, чего я вам еще не показывала. – Она перевела взгляд с меня на Баумана. Бедняжка оказалась между двух огней и не знала, чью сторону принять. Мне стало ее жаль.

– Что ж, спасибо. – Я тепло улыбнулась ей. – Пожалуйста, дайте мне знать, если что-нибудь придумаете после того, как мы уйдем.

Бауман что-то проворчал.

– Я еще вернусь, – произнесла я безо всякой интонации. Пусть понимает как хочет.

Мы с Гарри вышли из полицейского участка, молча сели в машину и молча выехали из города. Солнце клонилось к горизонту.

– Кажется, будет дождь, – молвила я, когда мы выехали за пределы города. Я по-прежнему думала о Комстоке и о том, что он может скрывать.

– Почему? – спросил Гарри.

– Жуки бьются о лобовое стекло. Это всегда к дождю. Я забыла об этом за столько лет в городе.

Глава 37

Октябрь 2001

Евангелина

– Вероника, я хочу, чтобы ты прочитала вслух сочинение, которое написала обо мне. Всем нам.

Фрэнк только что закончил свою четырехчасовую воскресную проповедь. Мы, девочки, думаем, что пойдем на кухню готовить обед, но у Фрэнка другие планы. Я уже с трудом вспоминаю сочинение Вероники, вспоминаю школу. Это было всего три недели назад, но мы так быстро и основательно вернулись в ритм нашей жизни, что сейчас это кажется сном.

Мы не знаем, кто вообще подал Фрэнку идею отправить нас в школу, кто убедил его, что его сад должен распространиться за пределы нынешней территории, что мы должны донести его послание о патриархальной общественной жизни. В мир. Может быть, это посоветовала одна из Матушек. Может быть, сам Бог поговорил с Фрэнком, как он нам сказал. Но все, что мы знали наверняка – у нас есть всего два месяца, и мы должны наслаждаться каждой их секундой. Школьными обедами с десертом. Библиотекой, полной книг. Музыкой, спортом, общением с учителями, которые нам улыбаются.

– Сэр? – шепчет Вероника, словно свистит сквозь щель между зубами. Ее поза выражает абсолютную покорность, глаза опущены.

– Твое сочинение. – Он берет с кафедры листок, сходит с алтаря и подходит к ней. Его выражение лица не предвещает беды. Он серьезен, но не сердит. – Ваш учитель позвонил мне по этому поводу аккурат перед тем, как я забрал вас всех из государственной школы. Ты не помнишь?

Его тон – почти ласковый, но глаза говорят о другом. Матушки ерзают на скамьях, у одной из них мокрое лицо. Знают ли они, что произойдет? Я чувствую внезапное желание схватить Веронику за руку и бежать. Она так близко ко мне, что мне даже не придется наклоняться.

Но я думаю о голых наказаниях и о крещении и остаюсь на месте.