Похищенный, или Приключения Дэвида Бэлфура (сборник)

– Сидеть! – заорал Хозизен. – Свинья, пьяница, убийца! Мальчишка умер!

До мистера Шона, казалось, понемногу начало доходить, что произошло, он тяжело опустился на скамейку, положил руку себе на лоб и вдруг завопил:

– Так и надо этому гаденышу, он подал мне грязную кружку!

Капитан и мистер Райэч переглянулись, и я прочитал в их глазах сильную тревогу. Хозизен подошел к Шону, взял его за плечи, довел до койки и стал уговаривать, как расшалившегося ребенка, лечь и уснуть. Убийца немного побуянил, похныкал, затем скинул, швырнув в разные стороны, сапоги и растянулся на неудобном ложе.

– Господи! – воскликнул мистер Райэч, обращаясь к капитану. – Что ж вы раньше-то не вмешались? Почему не приняли меры? Теперь поздно, мальчишка убит.

– Мистер Райэч, – строго произнес Хозизен, – в Дайзерте никто не должен узнать, что` у нас тут случилось. Вы меня поняли? Ни одна живая душа. Юнга по неосторожности упал за борт, сэр, вот как было дело. Я охотно заплатил бы пять фунтов, окажись это правдой! – Он повернулся к столу. – Зачем выбросили хороший коньяк? – проворчал он. – Какой смысл, что это меняет? Дэвид, достань другую бутылку там, в крайнем шкафу. – Капитан дал мне ключ. – Вам тоже сейчас не повредит немного коньячку, сэр, – подмигнул он Райэчу, – …после такого ужасного расстройства.

Они сели за стол, чокнулись кружками и выпили. Мистер Шон, стонавший на койке, приподнялся и мутными глазами посмотрел на них и на меня так, словно видел в первый раз. Я весь вечер прислуживал и неплохо справлялся, а на следующий день уже совершенно освоился с новыми обязанностями. Я подавал пищу, которую капитан принимал в определенные часы вместе с тем из помощников, кто в это время не нес вахту. Весь день мне приходилось сновать с бутылками туда-сюда, от одного из трех моих начальников к другому, наливать коньяк, убирать и мыть кружки, а ночью я спал на тонком одеяле, брошенном на крашеные доски в ближнем к корме углу каюты, на самом сквозняке между двумя люками. Но и на такой жесткой холодной постели я не мог выспаться спокойно: меня всякий раз будили, когда кто-нибудь приходил с палубы выпить, а между вахтами все трое усаживались вместе распить бутылку. Я не понимал, как они вообще справлялись со своими обязанностями на судне, когда столько пили, – неприятно было на это смотреть. В других отношениях служба меня не тяготила: скатерти в каюте не постилались, еда состояла из овсяной каши и солонины, лишь дважды в неделю полагался пудинг. По непривычке к морю я нетвердо держался на ногах и неоднократно падал с кушаньем, которое нес, но капитан и мистер Райэч удивительно терпеливо сносили мою неуклюжесть. Я думаю, их мучила совесть: вряд ли они проявляли бы ко мне такую снисходительность, если бы не истязали раньше бедного Рэнсома.

Пьянство, жестокое убийство беззащитного ребенка, а может, и то и другое, очевидно, повредили рассудок мистера Шона. Я не припомню, чтобы когда-либо видел его в нормальном состоянии. Он никак не мог привыкнуть к моему присутствию, неотрывно глядел на меня, иногда с ужасом, и несколько раз отшатнулся, когда я подавал ему еду. Я с самого начала знал, что мистер Шон не отдает себе отчета в том, что произошло, и на второй день своей службы в капитанской каюте убедился в этом. Мы сидели с ним вдвоем, и он несколько минут не сводил с меня замутненного взгляда, потом вдруг побледнел как смерть, поднялся и подошел ко мне. Я сжался от ужаса, хотя ни в чем перед ним не провинился.

– Тебя тут раньше не было? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответил я едва слышно.

– Здесь был другой мальчик? – Я кивнул, и он несколько успокоился: – Да, я так и думал, – и, не произнеся больше ни слова, сел за стол и потребовал коньяка.

Наверное, это странно, но, несмотря на все его злодейства, я испытывал к мистеру Шону жалость. Где-то в Лидсе[7] его ждала жена, может, и дети. Впрочем, за давностью лет я забыл: вроде бы, детей у него не было. Я продолжал выполнять новые обязанности – это продлилось, как позже узнают читатели, совсем недолго, – и не жаловался на жизнь. Кормили меня так же, как и начальство, мне даже позволялось брать со стола лакомые пикули – маринованные овощи с пряностями, – любимую закуску капитана и его помощников, и если б я захотел, то мог напиваться с утра до вечера, как мистер Шон. Мистер Райэч, некогда учившийся в колледже, по-дружески беседовал со мной, особенно в веселом настроении, и рассказывал мне много интересного и поучительного. Капитан, хоть и держался со мной строго и отстраненно, иногда позволял себе расслабиться и поделиться со мной воспоминаниями о далеких прекрасных странах, которые он посетил во время плаваний.