Похищенный. Катриона

— Что ж, извольте, я вам скажу,— проговорил дядя.— Мне плевать, что он там про меня наплел. Я скажу вам всю правду как перед богом: двадцать фунтов я ему дал, двадцать фунтов! И хочу, чтобы все уж как на духу было; сверх того он должен был получить еще там, в Каролине, выручку от продажи юнца. А это вышло бы куда больше — солидный куш, но я уж тут ни при чем.

— Благодарю вас, мистер Томсон. Этого более чем достаточно,— провозгласил стряпчий, выступая вперед.— Добрый вечер, мистер Бальфур,— прибавил он чрезвычайно учтивым тоном.

— Славная ночка, мистер Бальфур. Мое почтение,— произнес вслед за стряпчим Торрэнс.

Ни слова не вымолвил дядя, не издал ни единого звука, только замер, застыл на месте, застыл в оцепенении. Алан тихонько вынул из его рук мушкетон. Стряпчий взял дядю под руки, поднял со ступеньки и повел в кухню. Мы двинулись следом. Дядю усадили на стул возле очага; огонь потух, горел один лишь ночник.

Несколько мгновений мы молча глядели на дядю, в упоении от своего успеха и в то же время с какой-то неизъяснимой жалостью к опозоренному старику.

— Ну-ну, будет вам, мистер Эбинизер,— сказал стряпчий.— Не отчаивайтесь. Уверяю вас, многого мы от вас не потребуем. А покамест дайте нам ключ от погреба. Торрэнс принесет нам бутылочку вина из ваших запасов. Надо бы отпраздновать это событие.— Тут он обратился ко мне и, взяв меня за руку, произнес: — Желаю вам, мистер Дэвид, всяческих радостей на новом месте, которого, как мне кажется, вы вполне заслуживаете.— Затем, повернувшись к Алану, он продолжал несколько ироническим тоном: — Поздравляю вас, мистер Томсон. Вы вели это дело с большим искусством. Одного только я не могу постигнуть: как прикажете понимать ваше имя? Иаков? Карл? Или, может, Георг?

— А почему вы вдруг взяли, что мое имя должно быть одним из этих трех? — сказал Алан, выпрямляя свой стан, точно предчувствуя оскорбление.

— Потому что вы изволили упомянуть какое-то королевское имя,— отвечал мистер Ранкейлор.— А коль скоро пока еще не было короля с именем Томсон, во всяком случае слава о таковом еще не достигла пределов нашего отечества, я заключил, что вы говорили об имени, которое дали вам при крещении.

Эти слова кольнули Алана в самое сердце, и, должен признаться, он с большим усилием снес обиду. Не говоря ни слова, он отошел от нас, сел с оскорбленным видом в углу, надув губы, и только после того, как я подошел к нему и, протянув руку, в самых высоких словах выразил ему благодарность как главному виновнику моего успеха,— только тогда на лице его появился проблеск улыбки и он счел возможным присоединиться к нашей компании.

Между тем огонь в очаге был разведен, бутылка вина откупорена, на стол из корзины явились всевозможные закуски. Я, Алан и Торрэнс сели ужинать, а мистер Ранкейлор с дядей уединились в кабинете для делового разговора. Спустя час они вышли; взаимное соглашение было достигнуто. Я и дядя скрепили подписями договор. По его условиям дядя обязан был вознаградить мистера Ранкей-лора за труды и выплачивать мне две трети годового дохода с поместья.

Итак, нищий странник, воспетый в балладе, воротился домой. Укладываясь спать на кухонных сундуках, я тешил себя мыслью, что отныне я человек с состоянием и с положением. Алан, Торрэнс и мистер Ранкейлор, лежа на жестких постелях, оглашали тишину храпом. На меня же, проведшего долгие дни под открытым небом посреди луж и камней, благотворная перемена места подействовала обескураживающе, пожалуй, даже сильнее, чем все былые невзгоды и тяготы. Сон не шел; я пролежал, не смыкая глаз, до рассвета, глядя на языки пламени, отраженные на потолке, и составляя планы на будущее. 

Глава 30 ПРОЩАНИЕ

Итак, после жизненных бурь я обрел долгожданную пристань, но на моем попечении оставался Алан, которому я был стольким обязан, а на душе лежало тяжкое бремя: убийство в Аппине и участь безвинно обвиненного Джеймса Гленского. Поутру я поделился своими опасениями с мистером Ранкейлором. Было около шести часов, мы прохаживались перед домом, и глазам моим открывались поля и леса, принадлежавшие некогда моим предкам и отныне перешедшие ко мне во владение. В продолжение серьезного разговора я то и дело окидывал взглядом милую сердцу картину, и сердце мое замирало от чувства гордости.

То, что мне необходимо помочь моему другу, представлялось стряпчему неоспоримым. Я должен был во что бы то ни стало посадить Алана на корабль, с тем чтобы как можно скорее он переправился в безопасное место. Но насчет Джеймса мистер Ранкейлор был несколько иного мнения.