Похищенный. Катриона

- Энди! Разве я о деньгах хоть заикнулся?

- Не в словах дело. Суть все равно одна,- сказал он.- Если я окажу вам такую услугу, то я лишусь хлеба насущного. И понятно, вам придется возместить мне это, да с добавкой, чтобы себя не уронить. Ну, и что же это, как не подкуп? И если бы хоть дело верное было! Только, как погляжу, это еще бабушка надвое сказала. А если вас пошлют на виселицу, со мной что тогда будет? Нет. Тут и говорить не о чем. Идите-ка себе, как разумный юноша, и не мешайте Энди дочесть главу.

Помнится, в глубине души меня обрадовал такой исход, и я начал испытывать чуть ли не благодарность к Престонгрейнджу, который таким насильственным противозаконным способом спас меня от всех осаждавших меня опасностей, искушений и сомнений. Но подобное самооправдание было слишком легковесным, слишком трусливым, и вскоре мои мысли обратились к Джеймсу. Двадцать первое число, на которое был назначен суд, я провел в таких мучениях духа, каких никогда не испытывал,- разве что на острове Эррейд. Почти все время я пролежал на склоне в тяжелом полусне, тело мое было недвижно, в голове теснились беспорядочные мысли. Время от времени я засыпал, но зал суда в Инверэри и обвиняемый, оглядывающийся по сторонам в надежде увидеть пропавшего свидетеля, вторгались и в мои сны. И, вздрогнув, я просыпался, чтобы вернуться к душевным и телесным страданиям. По-моему, Энди следил за мной, но я не обращал на него внимания. Истинно хлеб мой был мне горек и дни мои стали для меня бременем.

Рано утром на следующий день (в пятницу двадцать второго), лодка привезла провизию, и Энди принес мне пакет. Адреса на нем не было, но он был запечатан казенной печатью. Внутри было два письма. «Мистер Бальфур не может не понимать, что вмешиваться уже поздно. Его дальнейшее поведение не останется не замеченным, и его сдержанность будет вознаграждена». Таким было первое послание, написанное, по-видимому, с немалым трудом левой рукой. Бесспорно, эти строки не содержали ничего, что могло бы стать опасным для их автора, даже если бы его удалось найти. Печать, внушительно заменявшая подпись, была поставлена на отдельном листе, на котором ничего написано не было, и мне пришлось признать, что мои противники знали, что делают, а также переварить угрозу, просвечивавшую под обещанием.

Второе вложение оказалось куда более неожиданным. Рука была женская: «Да будет ведомо мистеру Дэвиду Бальфуру, что о нем справлялась дружеская душа и глаза у нее серые». Получив подобную записку в таком месте, да еще и под казенной печатью, я совсем растерялся. В моей памяти засияли серые глаза Катрионы. И я с радостью подумал, что «дружеская душа» - это она. Но кто та, чья записка оказалась в пакете Преетонгрейнджа? И самое странное: зачем сочли нужным прислать мне эти очень приятные, но совершенно ни с чем не вяжущиеся сведения на Басс? Я подумал, что сделать это могла только мисс Грант. Она и ее сестры, припомнил я, особенно восхищались глазами Катрионы и даже дали ей прозвище «Сероглазка». Да и в тоне записки сквозила та же легкая насмешливость, с какой мисс Грант имела обыкновение ко мне обращаться,- как к деревенскому увальню, казалось мне. И жила она в том же доме, где запечатывался пакет. Оставалось только объяснить, для чего Престонгрейндж вообще посвятил ее в столь щекотливое дело и как он допустил, чтобы ее нелепая цидулка оказалась в его пакете. Но даже тут у меня мелькнула догадка. Во-первых, эта молодая особа производила довольно-таки внушительное впечатление, и откуда мне было знать, насколько папенька у нее под каблуком? А во-вторых, я не забыл тактики, которой он неизменно придерживался: его обхождение со мной было почти все время учтивым, даже ласковым и в минуты самых ожесточенных наших споров он ни разу полностью не сбросил маску дружбы. Разумеется, он понимает, в какое негодование привел меня мой плен. И эта шутливая дружеская весточка должна смягчить меня?

Буду честен: так и произошло. Внезапно я подумал о мисс Грант с сердечной теплотой, тронутый ее благожелательным интересом к моим делам. Упоминание Катрионы само по себе придало моим мыслям более кроткий и трусоватый оборот. Если лорд-адвокат знает про нее и про наше знакомство и если я угожу ему «сдержанностью», которой требует письмо… как знать, к чему это может привести. «В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть»,- гласит писание. Значит, птицы мудрее людей! Вот я разгадал эту тактику и все же попался на крючок.

Я был зачарован - мое сердце колотилось, а два серых глаза светили мне, как две звезды… Но и тут мои грезы перебил Энди.

- Видно, вы получили хорошие известия,- сказал он.